Потом посмотрел в окно. Потом пошел на первый этаж, в туалет. Выворачивая из-за угла к туалету, я увидел преподавателя философии. Стараясь не топать, я побежал к туалету. Ни о чем не думая, просто побежал. Когда я вошел, он еще мочился, это было слышно. Он заканчивал мочиться и, наверное, тряс членом, сбрасывая последние капли. Дверь в его кабинку была не закрыта на защелку, чуть-чуть отходила от косяка. Он не посчитал нужным закрыться. По ботинкам я увидел, что он разворачивается.
«Нужно скорей!» — я сделал шаг и рванул его дверку на себя.
Я даже не знаю, какое у него было выражение лица, кажется, он что-то сказал, вроде: «Вы что, не видите, что занято?» Я смотрел на его член, который он еще не успел упрятать. Я увидел — член был небольшой, пухлый, мышиного цвета, с прилипшим к головке волоском. Это продолжалось меньше секунды. Я извинился и зашел в другую кабинку.
— База? — серьезно спрашивает Плохиш, небрежно держа у лица рацию, он вызывал по запасному каналу дневального Анвара Амалиева. Ветер шевелит блондинистые, будто переспелые волосы Плохиша. Он нечасто, в ритме здорового сердца, бьет мякотью сжатого кулака по крыше.
— База на приеме, — строго отвечает Анвар.
— Два кофе на крышу, будьте добры.
Пацаны, уютно расположившиеся между мешков и плит поста, раскатисто смеются переговорам Плохиша. Я довольно лежу на спине, распластавшись, как замученная ребятней и высохшая на солнце белопузая жаба. Очень хорошо помню этих жаб, над которыми изгалялись мои интернатские дружки.
Движение туч предельно увлекательно. Увлекательней разве что кидать камушки в воду, прислушиваясь к булькающему звуку.
— Чего на базу не идешь? — спрашивает Плохиш, сменивший меня. — Там ваша команда уже кильку пожирает.
Блаженно жмурюсь, не отвечая. Мнится, будто облака сладкие и невыносимо мягкие. Делая легкое усилие, их можно рвать руками, как ватное нутро вспоротого, источающего мутно-затхлые запахи дивана… Ожидая отца, я часами смотрел в окно на облака. И у меня те же чувства были, что и сейчас. Что же, я с тех пор больше ни разу не смотрел так в небо? Сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать? Времени не было, что ли, посмотреть?.. За столько-то лет!..
— База! Где наш кофе? — не унимается Плохиш. Кажется, я слышу, как смеются пацаны в «почивальне». И даже представляю, как хмурится Анвар, мучаясь от того, что не в силах придумать достойный ответ Плохишу.
«Не уймется, пока Семеныч не обматерит, — думаю о Плохише. — Нет, напрасно мне Плохиш напомнил о кильке…»
Чувствую ноющий, предвкушающий утоление голод.
— Ну, ты идешь, нет? — еще раз спрашивает меня Плохиш.
«Что-то тут не так, — догадываюсь. — Чего он пристал?..»
— Ну как хочешь… — говорит Плохиш и достает бутылку водки.
«Как я сразу не догадался!»
— Будешь? — предлагает Плохиш.
На голодный желудок не очень хочется, но отказаться нет сил.
«Сейчас быстренько выпью, а потом побегу закушу», — решаю.
— У меня только одна кружка, — говорит Плохиш.
— А я из горла.
Я могу пить из горла.
Плохиш наливает себе, горлышко бутылки позвякивает о кружку. Раздается резкий запах водки. Морщусь неприязненно: все-таки я голоден.
— Ну давай, — Плохиш протягивает мне бутылку. Чокаемся. Зажмурившись, делаю глоток, второй, четвертый…
— Эй-эй! Эй, дружище! — останавливает меня Плохиш. — Присосался…
— Спасибо, — говорю отсутствующим голосом, глубоко вдыхая носом запах мякоти собственной ладони. |