|
– Мне нужно задать вам несколько вопросов. – Пожалуйста, – Родислав посторонился, пропуская неожиданных гостей в прихожую, – проходите. – Кто хозяин квартиры? – Я. Гринев заглянул в блокнот. – Романов Родислав Евгеньевич? – Так точно. – Кто еще с вами проживает? – Жена, Романова Любовь Николаевна, и дети, Николай и Ольга. А что случилось-то? – Вы сегодня ночевали дома? – Ну конечно, – не моргнув глазом солгал Родислав. – А где мне еще ночевать? Мы все были дома. Да вы проходите! Вот сюда, пожалуйста. Он провел оперативника и участкового в гостиную, где за столом сидели Николай Дмитриевич с Лелей на коленях и Клара Степановна. – Вам нужен только я или жену тоже позвать? – спросил он. – Нам нужны все, кто ночью находился у вас в квартире, – строго сказал Варфоломеев, толстый немолодой капитан, краснолицый и одышливый. «Как принц Гамлет, – вдруг совсем некстати подумал Родислав. – Про него Шекспир тоже написал: «Он тучен и одышлив». Неужели Гамлет был похож на нашего участкового?» – Любаша! – позвал он. Из кухни прибежала Люба, поверх юбки и футболки повязан фартук, руки по локоть в муке. – Кто пришел? Ой, здравствуйте, – приветливо улыбнулась она. – Добрый день, Михаил Филиппович. Родислав с удивлением понял, что его жена знакома с участковым. Впрочем, о том, что она знает почти всех соседей по дому, он тоже узнал всего несколько часов назад. – Что случилось? – Видите ли, – начал крепыш Гринев, – в вашем подъезде сегодня ночью совершено убийство гражданки Ревенко из тридцать четвертой квартиры. Вы ничего не видели? Может быть, слышали что-нибудь? Шум, крики, скандал. Нет? – Нет, – Люба пожала плечами. – Я вообще-то плохо спала, у нас дочка все время просыпалась, и мне приходилось вставать и успокаивать ее, но я ничего такого не слышала. – А вы? – обратился Гринев к Родиславу. – Я тоже ничего не слышал. Он почувствовал, что его начинает мутить. Значит, тот мужчина, который выскочил в половине четвертого ночи из тридцать четвертой квартиры на втором этаже, был убийцей! И он, Родислав, его видел. Но не признаваться же в этом здесь, сейчас, в присутствии матери и тестя, в присутствии детей! Это значит давать объяснения: почему он возвращался домой в такое время, откуда он ехал и так далее. Это означает конец всему, и спокойствию детей, и спокойствию близких, и карьере. Он инстинктивно потянулся к жене, сделал шаг, чтобы встать рядом с ней, и обнял за плечи. Люба сразу поняла, что происходит с мужем, быстрым движением обтерла ладони о фартук и взяла Родислава за руку. – А что Геннадий говорит? – спросила она спокойно, как ни в чем не бывало. – Вы его спрашивали? Гринев замялся, и тут в разговор вступил Николай Дмитриевич. – Родислав Евгеньевич – майор милиции, адъюнкт Академии МВД, много лет проработал следователем. А я – генерал-лейтенант Головин. Вот мое удостоверение. Он вынул из кармана висящего на спинке стула пиджака красное удостоверение и протянул Гриневу. Тот прочел, побледнел и вытянулся в струнку. – Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Простите за беспокойство, мы не знали… – Плохо, – Головин повернулся к Варфоломееву. – Это я вам говорю, товарищ капитан. Вы должны знать всех сотрудников милиции, которые проживают на вашем участке. Когда вы вели старшего лейтенанта в эту квартиру, вы должны были знать, что здесь проживает офицер милиции. А вы этого не знали. Плохо. – Прошу прощения, – удрученно пробормотал Варфоломеев, и Родиславу стало так жалко бедного служаку, что он на секунду даже забыл о подступающей тошноте. |
