Изменить размер шрифта - +
Ты вылезла из постели, где занималась с ним любовью, и убила его мать. А потом ты смотрела, как он оплакивает свою потерю. Ты отправила его в больницу просто смеха ради, чтобы, как ты сама говоришь, немного подстраховаться. Ты сделала с ним то, что она пыталась сделать со всеми нами. Ты превратила его в ничто. Если бы я могла, засадила бы тебя только за одно это.

Ева оперлась руками о стол и наклонилась так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Я не такая, как ты, Марни. Ты выглядишь просто жалко: отнимаешь и разрушаешь чужие жизни ради того, что давным-давно прошло, закончилось.

Вот теперь появились настоящие слезы, слезы гнева, засверкавшие в глазах Марни.

– Это никогда не заканчивается.

– Ну, у тебя будет много времени, чтобы об этом поразмышлять. От двадцати пяти до пожизненного. Я не такая, как ты, – повторила Ева. – Я коп. И я доставлю себе удовольствие: лично отведу тебя на оформление.

– Ты лицемерка! Лгунья и лицемерка.

– Можешь думать, что хочешь, но сегодня ночью я буду спать в своей постели. И я буду спать крепко. – Ева подхватила Марни под руку и заставила ее подняться. Вытащив наручники, она застегнула их на запястьях у Марни. – Пибоди, будь добра, закончи тут все.

– Меня выпустят через полгода, – сказала Марни, когда Ева вывела ее в коридор.

– Мечтать не вредно.

– А Бобби оплатит услуги моих адвокатов. Труди это заслужила! Признай это! Она это заслужила. Ты ее ненавидела не меньше, чем я.

– Ты меня просто раздражаешь, – устало ответила Ева. – Ты украла у меня шанс встретиться с ней лицом к лицу, сделать мою работу и заставить ее заплатить за все, что она натворила.

– Мне нужен адвокат. Мне нужна оценка психиатра.

– Получишь и то и другое.

Ева втолкнула ее в лифт и повезла вниз, в отдел регистрации арестов.

Когда она вернулась к себе в кабинет, к ней пришла Мира. Она закрыла за собой дверь.

– Вы отлично провели допрос.

– Мне просто повезло. Ее тщеславие сыграло мне на руку.

– Вы ее раскусили. Ей не удалось раскусить вас.

– Она промахнулась, но совсем ненамного. Мне приходилось убивать, и я знаю, что во мне есть склонность к насилию, поэтому я способна убивать. И тогда, и сейчас. Но умышленное убийство – это совсем другое. Я не увидела этого в моем отражении. Но все дело в том, – добавила Ева, – что и она в своем отражении этого не увидела.

– Но вы увидели правду, а она нет. Она не хочет видеть. Знаю, вам нелегко далось то, что вы сделали. С самого начала вам было нелегко. Как вы себя чувствуете?

– Мне придется съездить в больницу и рассказать несчастному Бобби, что она сделала и почему. Мне придется поехать туда и разбить ему сердце. Этот шрам останется у него навсегда. Если бы не это, я могла бы чувствовать себя гораздо лучше.

– Хотите, я поеду с вами?

– Потом. Потом ему может кто-нибудь понадобиться. Это ему решать. Но, мне кажется, дурную весть я должна сообщить ему сама. Поговорить с ним с глазу на глаз. Мне кажется, я ему обязана. Как вы думаете, может, мне связаться с его партнером? Они близкие друзья. Скажу ему, чтобы летел сюда.

– Я думаю, Бобби повезло, что у него есть такой друг, как вы.

– Друзья для того и существуют, чтобы протянуть руку помощи, даже если вам кажется, что вы этого не хотите, что вам это не нужно. Спасибо вам, что пришли сюда. Вы могли бы протянуть мне руку помощи, если бы она мне понадобилась. Но со мной все в порядке.

– Тогда заканчивайте. Не буду вам мешать.

Час спустя Ева сидела рядом с Бобби в его больничной палате, беспомощно глядя на слезы, текущие по его щекам, и чувствуя себя глубоко несчастной.

Быстрый переход