– А как твоя мать переносит все это?

– Держится молодцом.

– То есть она безропотно спит на обеденном столе – или какие там неудобства ей приходится терпеть? Признаться, не представляю, как твоя мать уживается с квартирантами! Она еще не вскрывала над паром письма?

На это Фрэнсис отвечать не стала. Но Кристина, похоже, и не ждала ответа. Она снова зевнула и потянулась, выпрямляя носочки ног на манер Лопоковой. Потом сказала:

– Чем жечь обогреватель впустую, давай поджарим еще тостов. В нас влезет добавка?

Они решили, что влезет, и насадили на вилки еще два куска сдобы.

Когда они ели по второму тосту, запивая чаем, на улице внизу вдруг заиграла шарманка. Обе склонили голову чуть набок и прислушались. Шарманка исторгала сумбурный поток звуков, в котором не сразу угадывалась мелодия. «Розы Пикардии», самый банальный мотивчик из всех мыслимых, но это была одна из песен их юности. Они переглянулись. Фрэнсис смущенно пробормотала:

– Надо же, старье какое.

Но Кристина проворно вскочила на ноги:

– Пойдем посмотрим!

Шарманщик стоял на тротуаре, прямо под ними. Фронтовик в солдатской полушинели и фуражке, с двумя медалями на груди. Шарманка была установлена на разболтанной, стянутой веревками четырехколесной раме от детской коляски. Звучал органчик столь резко и нестройно, что казалось, музыка не льется из него, а высыпается, как если бы ноты были некими материальными предметами из стекла или металла, которые с дребезгом падают к ногам мужчины.

Немного спустя он взглянул вверх, увидел двух девушек в окне и сдернул с головы фуражку. Фрэнсис пошла за своей сумочкой. Не найдя в ней ничего меньше шестипенсовика, она секунду поколебалась, но все-таки вернулась к окну и осторожно кинула монетку вниз. Мужчина ловко поймал ее в фуражку, сунул в карман и снова взмахнул фуражкой, другой рукой продолжая непрерывно крутить шарманку.

Солнце нагрело подоконник по-летнему жаркими лучами. Кристина уселась поудобнее, закрыла глаза и слегка запрокинула лицо. В уголках рта у нее остались крошки, губы все еще блестели от масла. Фрэнсис улыбнулась, глядя на подругу, а потом тоже закрыла глаза, вся отдаваясь солнцу, чудесному мгновению и незатейливой мелодии, столь остро напомнившей об одном особенном периоде военного времени.

Голос шарманки дрогнул и на миг захлебнулся. Мужчина двинулся прочь, на ходу доигрывая мелодию. Когда он повернулся, чтобы сойти с тротуара, стало видно, что к спине полушинели прикреплен кусок картона, на котором краской написано:

– Как же им помочь? – вздохнула Крисси.

– Не знаю.

– На следующей неделе в Конвей-Холле будет собрание «Благотворительность на марше». Там Сидней Вебб выступит, между прочим. Ты должна прийти.

Фрэнсис кивнула:

– Я подумаю.

– Но не придешь ведь!

– Просто не вижу особой пользы в подобных мероприятиях, вот и все.

– Да уж, куда лучше остаться дома, отчистить пару унитазов.

– Ну, чистить унитазы так или иначе нужно. Даже Веббам, полагаю.

Фрэнсис не хотелось продолжать тему. Что толку-то? Вдобавок в голове у нее по-прежнему неотвязно крутилась песенка. Шарманщик уже свернул за угол, и мелодия постепенно таяла вдали, последние струйки звуков плыли в воздухе, похожие на тонкие, но цепкие нити по краю неподрубленного полотна.

– А вот и Стиви, – сказала Кристина.

– Стиви? Где?

– Вон, внизу.