ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой один за другим появляются замечательные люди: полковник Ригер, полковник Куно Манштейн, сиятельный герцог Карл Евгений Вюртембергский и двести других превосходных парней

Комендант Гогенасперга полковник Ригер, о котором и здесь, в замке, и за его стенами было можно услышать много и хорошего и дурного, прожил нелегкую жизнь. Он был приближен к особе герцога, обласкан своим господином, но затем вдруг стал жертвой коронованного деспота. Не получив никаких объяснений, без суда, совершенно для него неожиданно полковник был схвачен и заточен в самую страшную тюрьму Вюртемберга — Гогентвиль.

Четыре года провел он в обложенной камнями яме, прикрытой сверху толстой деревянной крышкой. Четыре года его не поднимали наверх и никто ни разу не спустился к нему в темницу и не произнес с ним ни одного слова. Пищу и воду спускали для него на веревке, в яме у него не было даже подстилки, и уже через год его нельзя было узнать: так сильно зарос он бородой, исхудал и оборвался.

И так же внезапно, как его кинули в яму, в один прекрасный день Ригера подняли наверх, возвратили ему его звание и отправили в другую тюрьму герцога — Гогенасперг, но уже не узником, а комендантом.

Те, кто знал Ригера до заключения, говорили, что к исполнению должности коменданта Гогенасперга он приступил, будучи не совсем в своем уме (четырехлетнее пребывание в яме дало себя знать), и теперь Ригер сводил с ума других так же ретиво, как ранее делали это по отношению к нему самому тюремщики герцога Карла Евгения.

…Когда Ваня вошел в кабинет коменданта тюрьмы, он не заметил в нем никого. Перед Ваней была обыкновенная тюремная камера с решеткой на окне, с низкой железной кроватью, застланной грубым суконным одеялом. Единственным отличием было то, что в дальнем от двери углу стоял высокий деревянный шкаф, а под окном — большой стол, на котором лежали груды папок и бумаг.

Как только Ваня перешагнул порог камеры-кабинета, дверь с лязгом захлопнулась, и он остался стоять у двери, ожидая прихода полковника. Прошло минут пять, но никто не появлялся. И вдруг, когда Ваня, осмотрев все убогое содержимое кабинета-камеры, поднял глаза вверх и стал бесцельно разглядывать потолок, дверцы шкафа распахнулись, и оттуда выскочил комендант Ригер. В два прыжка он пересек камеру и остановился в метре от Вани, заложив руки за спину и склонив голову набок. Сощурив глаза, комендант подозрительно и пристально смотрел Ване в лицо, становясь то справа, то слева от него. Наконец он отбежал к окну и упал на стул, упершись острыми худыми локтями в край стола и вытянув вперед длинные ноги в начищенных до блеска ботфортах.

Не сказав ни слова, Ригер выхватил из-под кипы бумаг маленький медный колокольчик и яростно затряс его. Мгновенно распахнулись двери, и по обеим сторонам Вани встали два солдата.

— Посадите его к молодцам господина полковника фон Манштейна! — крикнул комендант, и не успел Ваня вымолвить ни слова, как оказался за дверью камеры-кабинета.

— Пойдем, камрад, — сказал один из солдат и, кивнув головой, пошел по коридору, знаком приказав Ване следовать за собой.

Ваня машинально, почти не соображая, что с ним и куда его ведут, тупо посмотрел на одного солдата, лотом на другого и, покачав головой так, как это делают, когда, проснувшись, хотят отогнать от себя дурной сон, медленно пошел вперед.

…Более трехсот бароиств, графств, княжеств, герцогств, епископств, архиепископств, вольных и имперских городов и королевств было в это время на территории Германии, которая громко именовалась Священной Римской империей германской нации. Среди великого множества маленьких, средних и крупных хищников, носивших короны и сутаны, кичившихся своими гербами и богатством, было немалое число духовных ничтожеств и моральных уродов. Но среди всех них едва ли не первое место занимал Вюртембергский герцог Карл Евгений, в чьих владениях оказался Иван Устюжанинов.