Переночевав на постоялом дворе, Морис с утра начал искать человека, который согласился бы доставить его в родное Вербово.

Путь ему предстоял немалый — от Братиславы нужно было проехать еще километров триста, — но деньги у Мориса были, и он знал, что в таком городе, как Братислава, всегда найдется охотник на то, чтобы его талеры перекочевали в другой карман.

Охотник действительно вскоре нашелся: им оказался веселый коренастый словак лет двадцати пяти по имени Андрей. И на следующее утро крепкий крытый возок на новых железных полозьях выкатился из городских ворот Братиславы и двинулся на северо-восток.

Долгая дорога сдружила возницу и пассажира. Андрей оказался на редкость покладистым, добродушным человеком, повидавшим к тому же немало всякого на своем веку.

Он рассказал Морису, что вообще-то его редко когда можно застать дома — в деревне под Братиславой. Чаще всего Андрей бывает вдали от своих родных мест: много ли можно заработать теперь в деревне? Земля у них хоть и своя, но налоги и поборы так велики, что даже крепкие хозяева и те временами еле сводят концы с концами. Поэтому Андрей с восемнадцати лет работает на стороне. Семь лет тому назад привез он хлеб на продажу в польский город Гданьск. Не свой хлеб — помещичий. Да так там и остался. Нанялся на корабль. Сначала был юнгой, через три года стал матросом. И лишь год назад вернулся в деревню: старики родители впали в крайнюю бедность и нужно было помочь им по хозяйству. К тому же за годы своих морских плаваний Андрей скопил немного денег, и они тоже оказались не лишними в доме. А сейчас он решил заняться до весны извозом: благо на дворе зима, чего лежать на печи да бить баклуши, дожидаясь, когда прилетят грачи и растает снег на пашне. Вот и подрядился свезти молодого барина в Вербово, тем более что бывать там не приходилось, а поглядеть на новые места кому не интересно?

Андрей рассказывал Морису о своих морских странствиях: о плаваниях в немецкие ганзейские города, в Лондон и Амстердам, рассказывал о людях, с которыми довелось ему повстречаться, о их нравах и обычаях.

Время в дороге бежало быстро.

Пара невысоких крестьянских лошадок не очень споро, но зато безо всякой видимой усталости с утра до вечера, почти не останавливаясь, перебирала да перебирала ногами, и вот уже впереди показались лесистые, закованные в серебряный снежный панцирь Карпаты.

Родные Морису места встретили путешественников холодным и сильным ветром, высокими снежными сугробами, звенящими от мороза лесами.

Редкие деревни попадались теперь на их пути. Возница старался засветло добраться до корчмы или, на худой конец, до хутора, чтобы поставить лошадей под крышу, задать им добрую порцию овса и постелить на пол побольше чистой соломы. Но однажды — уже незадолго до конца пути, — сколько ни гнал возница лошадей, ни хутора, ни деревни, ни даже какого-нибудь одинокого двора впереди не было. Наступил уже конец декабря, темнело рано. Напрасно всматривался Андрей в обступившую возок мглу, напрасно до боли напрягал глаза Морис, то и дело выглядывавший из возка, — ни одной крыши, ни одного огонька разглядеть не удавалось.

И вдруг до того спокойно и ровно бежавшие лошади как-то по-звериному всхрапнули и, сорвавшись с гладкой рысцы в бешеный галоп, очертя голову кинулись во тьму. Возница чуть не свалился с облучка, Морис от неожиданного толчка упал на спину, но тут же снова сел на скамью и, еще ничего не понимая, выглянул в окошко возка. Сзади их кибитки, слева от дороги, стелясь над снежной целиной, мчались волки. Они бежали молча и от этого казались еще страшнее. Морис заметил, как трое бежавших впереди волков в два прыжка перемахнули дорогу и наметом пошли справа от возка, пытаясь с обеих сторон охватить лошадей.

Все это Морис увидел в какие-то мгновения и трясущимися от волнения руками стал раскрывать свой дорожный сундучок, на дне которого лежали тяжелые боевые пистолеты.