Ею оказалась еще одна спальня, только в ней стояла широкая двуспальная кровать с тумбочками по краям.
Теперь пришла Сашина очередь смеяться. Она отвлеклась от осмотра новой комнаты, подошла к нему, коснулась ладонями его лица и быстро поцеловала.
— Ты такой милый, когда ревнуешь.
— Я не ревную, — Войтех попытался изобразить оскорбленный вид, но губы предательски расползались в широкой улыбке. — Пока вроде бы не к кому.
Он поцеловал ее в лоб, а потом мягко отстранился, не желая слишком сильно отвлекаться в этом опасном месте. А когда она его целовала, он всегда отвлекался.
Проведя лучом фонаря по дальнему углу комнаты, он остановился взглядом на небольшом столике, на котором стоял телефон. Довольно старый и простой, еще с проводами и круглым диском. Подобный стоял в квартире его родителей, когда он был ребенком.
Войтех торопливо подошел к столику и снял трубку. Гудков не было. Он несколько раз нажал на рычаг, но телефон только тихо «кликнул».
— Не работает, — резюмировал Войтех, вернув трубку на место и продолжая осмотр комнаты.
— Ни на что другое я и не надеялась, — вздохнула Саша, тоже подходя к столику, но лишь для того, чтобы заглянуть в ящик под столешницей.
Но и там ничего интересного не оказалось, только катушка старых ниток с воткнутой в них иголкой. Закрыв ящик обратно, Саша оглянулась на кровать и коварно улыбнулась.
— Дворжак, глянь, тут еще и кровать крутая. Не дом, а мечта. Как ты думаешь, сколько Лиля и Нев провозятся со своим осмотром? Может, мы успели бы…
Резкий, громкий и такой же пугающий, как взрыв бомбы, телефонный звонок оборвал ее слова и заставил сердце пуститься в галоп. Прежде, чем кто-либо из них успел задаться вопросом, как может звонить телефон, который еще пару минут назад не подавал признаков жизни, Саша схватила трубку и прижала ее к уху.
— Ты все равно будешь моя, — насмешливо произнес до спазмов в горле знакомый голос. — Сейчас или потом.
В трубке уже повисла тишина, но Саша все еще прижимала ее к уху, не в силах положить обратно. Пальцы, сведенные судорогой, обхватили ее так крепко, что старая пластмасса жалобно захрустела.
Она узнала не только голос, но и слова. Слова, которые отчаянно пыталась забыть полтора года, но которые тяжестью металлического кулона висели на ее шее.
Войтех подошел к ней, застывшей с трубкой в руке, попытался поймать ее взгляд, но она смотрела в стену, скорее всего, даже не видя ее.
— В чем дело?
Когда она не ответила, он забрал у нее трубку и приложил ее к уху, но ничего не услышал.
— Саша?
Она тяжело сглотнула и наконец посмотрела на него.
— Это был… он.
— Кто он?
— Ангел. — Саша вдруг поняла, что ее трясет крупной дрожью, поэтому обхватила себя руками за плечи, все еще с ужасом глядя на Войтеха, и торопливо заговорила: — Я помню его голос. Когда мы проводили ритуал, он сказал мне, что я все равно буду его, сейчас или потом. И теперь в точности повторил это. Я узнала его голос, Войта! — она внезапно сорвалась на крик.
— Тише-тише, — он обнял ее, крепко прижав к себе. — Ты же знаешь, что он ничего не может тебе сделать, пока на тебе кулон. Успокойся.
Она обхватила его руками так крепко, как тогда, на даче, когда она жгла альбом с фотографиями своих прабабок, а Войтех пытался поддержать ее и успокоить.
— Я так боюсь его.
— Я знаю, знаю, — он погладил ее по голове, словно ребенка. — Но его здесь нет, слышишь?
Она кивнула, еще несколько долгих секунд не шевелясь и прячась в его объятиях, а затем тяжело вздохнула и немного отстранилась. |