Голова кружилась и отяжелела, прибавив в весе тонны две, перед глазами снова были только красно-чёрные точки, ничего не видно, и бешеная пульсация в висках, словно вот-вот опять отрублюсь. Прям кисейная барышня, право слово. В горле же вовсю цвела и благоухала пустыня Сахара, и если б я могла говорить, а не хрипеть, как раненный с пробитым лёгким — точно продала бы душу за стаканчик свежей, холо-одненькой, о-о-о, ням-ням, воды.

Видимо, избравшие меня в качестве постоянного объекта неусыпного троллинга высшие силы на секундочку отвлеклись, ибо как по волшебству перед моим помутневшим взором появился стакан воды, в который я вцепилась, как утопающий в последнюю соломинку.

О да! Блаженство! Оказывается, бывают всё-таки чудеса на Земле. Ну, или не на Земле. Главное, что где-то есть такое добро. Хотя, в случае со мной, не удивлюсь, если после того, как допью, деловитый голос какого-нибудь парнокопытно-рогатого чёртика объявит об успешно завершённой сделке.

М-да, пора немного избавляться от пессимизма, ибо рядом со мной сидел и улыбался ангел. Девушка младше меня лет на пять-семь, то есть восемнадцати-двадцати лет, улыбчивая, хрупкая рыжеволосая красавица с невероятными лучистыми медово-золотыми глазами — самыми тёплыми и солнечными, какие мне только доводилось видеть. Они словно и впрямь освещали и согревали всё и всех в радиусе нескольких метров вокруг своей хозяйки.

— Привет, Кать. Как ты себя чувствуешь? — Поинтересовалось это чудо-юдо с обложки какого-нибудь журнала, улыбнувшись ещё шире и ласковее, хотя это и казалось невозможным.

Я снова на секунду впала в ступор, на этот раз лёгкий (хватит с меня на сегодня экстрима). Этот голос… хотя нет, скорее, взгляд, интонация. И моё имя… Если я не ошибаюсь, пока что тут его должен знать только один человек, кроме меня самой.

— Геля? — Удивлённо моргнула я, присев на жёсткой больничной кровати.

Вот что значит кардинальная смена образа! Я-то привыкла её видеть высокой, ухоженной до изнеженности модницей-блондинкой не без капельки снобизма, присущего всем красивым и успешным людям. И взгляд задорный, но чуть свысока. А тут словно в солнечной ванне искупалась.

— О как. Неожиданно. — Помолчав, глубокомысленно выдала я.

Ты тоже на себя вообще не похожа, — подёрнув плечиками, фыркнула та, — Зато помолодели на несколько годков явно. Лежи! Потом на себя новую насмотришься.

— Легко тебе говорить, — вздохнула я, нехотя пластом укладываясь обратно.

— Вот не надо, — укоризненный взгляд, — Мне тоже, знаешь, не очень-то легко. Я тоже хочу домой. Да и «спасать мир» — это только звучит красиво. А в жизни — наверняка песец полнейший. Мне б на твоё место. Жила б спокойненько.

— Спокойненько? — Возмущённо всплеснула руками я, — Да, просто эталон спокойной жизни!

— Ой, да ладно тебе верещать, — неожиданно небрежно отмахнулась собеседница, — Понимаю, это всё бредятина, зато какие приключения!!!

Глаза её горели при этом совершенно фанатичным восторженны огнём, как два новеньких фонарика во мраке. Надеюсь, она не воспринимает всё происходящее, как сказку? А то в жизни всё достаётся куда труднее, добро вовсе не всегда побеждает зло, единороги если и есть, то вряд ли какают радугой, а принцесса может не только ножку подвернуть и упасть на руки принцу, но и быть убитой своими врагами.

Хоть бы хны. Как ребёнок.

— Я это, что сказать-то хотела! — Резко вынырнув из мира грёз, встрепенулась Ангелина, — Я с ректором этой академии разговаривала.