– Тот старик, – продолжил он наконец, – был немецкий еврей. Узник концлагеря.

Миллер вспомнил лицо мертвеца на носилках. Его разобрало любопытство. Значит, старика освободили союзники восемнадцать лет назад. А ведь он мог бы еще жить.

Впервые Петер столкнулся с узником концлагеря. Не встречал он и эсэсовских убийц, он был в этом уверен. Миллер узнал бы в них военных преступников. Такие люди должны отличаться от других.

В голове журналиста всплыли подробности суда над Эйхманом, проходившего два года назад в Иерусалиме. Сообщения о нем неделями не сходили с первых полос газет. Он восстановил в памяти лицо за стеклом будки, вспомнил, что больше всего его поразила заурядность этого лица, его удручающая обыденность. Только прочитав материалы суда, Петер узнал немного о том, чем занимались войска СС и как им удалось избежать наказания. Но в отчетах речь шла только о Польше, СССР, Венгрии, Чехословакии – делах далеких и давних. Он не чувствовал себя к ним причастным.

Миллер мысленно вернулся в настоящее, и ему опять стало неловко от слов Брандта.

– Рассказывай, – попросил он инспектора.

Вместо ответа Брандт вынул из «дипломата» пакет в коричневой бумаге и передал его журналисту.

– У старика остался дневник. Собственно, самоубийца был не так уж стар. Пятьдесят четыре года. По‑видимому, он начал записи еще в войну, хранил в портянках, а потом перепечатал. Так и получился дневник.

Миллер оглядел пакет почти равнодушно.

– Где ты его нашел?

– Он лежал рядом с телом. Я взял его с собой. Вчера вечером прочел.

Миллер вопросительно посмотрел на школьного друга:

– Старику было плохо там, в концлагере?

– Ужасно. Я и представить себе не мог, что над людьми могли так издеваться.

– Зачем ты принес дневник мне?

Брандт смутился окончательно. Пожал плечами и сказал:

– Думал, ты захочешь об этом написать.

– Кому теперь принадлежит дневник?

– По закону – наследникам Таубера. Но нам их никогда не найти. Так что теперь им владеет полицейское управление. Но там его подошьют к делу, и все. Если хочешь – забирай его. Только не говори, что дневник тебе отдал я. Мне бы не хотелось неприятностей на службе.

Миллер расплатился, они вышли на улицу.

– Хорошо, я его прочитаю. Но ничего не обещаю. Возможно, из него получится статья для журнала.

Брандт повернулся к Петеру, улыбаясь лишь уголками рта, и сказал:

– Ты бессовестный циник.

– Нет, – ответил Миллер. – Просто меня, как и большинство людей, заботит насущное… А я‑то думал, десятилетняя служба в полиции тебя закалила. Значит, дневник тебя взволновал, так?

Брандт посерьезнел, взглянул на пакет под мышкой у Миллера и печально кивнул.

– Да, взволновал. Никогда не думал, что такой кошмар мог быть на самом деле. Кстати, там не только прошлое. Эта история закончилась в Гамбурге лишь вчера. Прощай, Петер.

Инспектор повернулся и ушел, не подозревая, что встретится с Миллером очень скоро.

Глава 2

Домой Петер вернулся в начале четвертого. Он бросил пакет на стол в гостиной и перед тем, как взяться за него, пошел в кухню сварить кофе. Наконец уселся в любимое кресло с сигаретой и чашкой кофе под рукой.

Дневник оказался черной папкой из искусственной кожи с держателями у корешка, чтобы можно было легко вынимать и вставлять страницы.

В папке было сто пятьдесят страниц, отпечатанных, видимо, на старой машинке: буквы в строчках плясали, некоторые пробивались криво или очень слабо.