Чем дольше зажатые в кольце окружения НОЙМы не предпринимали попыток прорыва, тем сильнее нервничали люди, задействованные в этой операции.
Такое прекрасное динамичное начало, такое эффектное продолжение – и что в результате?
Ещё до того как это поняли зрители, режиссёр почувствовал: пройдёт пять, максимум десять минут – и блестящий репортаж превратится в обычную рутину.
Да, они продолжали крутить нарезку из самых ярких и эффектных кадров. Да, четыре телебригады, расположившиеся в разных точках, выжимали максимум возможного из сложившейся ситуации, но всё это было не то.
Художник, раскрашивающий холст чужой кровью, должен постоянно чувствовать убыстряющийся ритм собственного сердца, приток адреналина и вдохновения, иначе в конечном итоге потеряет к действию интерес сам и, что самое страшное, лишится зрителя.
«Давайте! Сделайте же что-нибудь!» – мысленно взмолился режиссёр. Если бы он верил в сверхъестественные силы, то наверняка попросил бы у них сейчас, чтобы эти проклятые НОЙМы не загубили блестяще начатый репортаж.
Однако режиссёр ни во что такое не верил. Поэтому, впившись взглядом в огромную стену с мониторами, он попытался силой своей мысли помноженной на огромное желание заставить преступников пойти на какие-нибудь решительные меры.
«Сделайте же что-нибудь», – в очередной раз повторил он, как заклинание. И его горячий призыв, наконец, пробился сквозь толщу пространства и времени, воплотившись в конкретное действие – великолепный кадр, который и внес свежую струю в его кровавое шоу.
Глава 13
– Чарли, это ты? – мысленно спросил я, различив смутные очертания расплывчатой тени на потолке.
Я по-прежнему лежал в ледяной ванне, прижавшись спиной к обнажённой красавице и дыша через пластиковый шланг.
– Чарли?! Хватит скрываться я вижу твою тень.
– Ты уверен, что хочешь посмотреть на меня? – Голос, прозвучавший в моей голове, совершенно не походил на речь напарника.
Этот жуткий скрипящий шелест мог принадлежать кому угодно, хоть самой смерти.
Но так как я всё ещё был жив, то это наверняка была не она.
Хотя…
Не исключался и такой вариант.
– Ты уверен, что хочешь посмотреть на меня, прежде чем сдохнешь в этой мелкой луже? – ещё раз спросил незнакомец, при этом его и без того негромкий голос понизился до зловещего шипения.
– Если я скажу «нет», ты же всё равно появишься, ведь так?
– Нет.
Демон сомнения никогда не показывает своего истинного лица.
– Тогда для чего мне смотреть на то, что не является твоим истинным лицом? Не проще ли пообщаться просто так?
– Здравая мысль, – легко согласилась тень.
– Да уж, – так же легко согласился я и без всякого перехода продолжил: – А где Чарли?
Меня всё-таки больше интересовал напарник, нежели этот зловеще-карикатурный демон сомнения.
– Там же, где ты оставил его несколько часов назад. В вашей грязной конуре. Вскоре, после того как ты покинул эту обитель нищеты и печали, ему стало совсем плохо. И теперь потерявший сознание бедняга лежит на грязном полу в луже собственной рвоты, даже не подозревая о том, что единственный друг бросил его умирать из-за каких-то дурацких принципов.
– Ты ведь не настоящий демон. Ты просто глюк одурманенного наркотиками сознания.
Несмотря на то, что в моей крови было намешано столько гадости, что с лихвой хватило бы для пары конченых наркоманов, голова оставалась на удивление ясной.
– Я бы даже рискнул предположить, что ты не демон сомнения, а мой инстинкт самосохранения, выползший наружу из тёмных глубин подсознания и пытающийся заставить меня изменить принятое решение, то есть умереть не легко и спокойно, а помучатся подольше. |