Я ж тебя люблю, как сына. А вот Тюрина терпеть не могу. Это ж не человек, а самый что ни на есть боров. Своих свиней на колхозную картошку выгоняет, а моего поросенка и на траву не велит.
– Последний раз спрашиваю – чья свинья?
– Аж честное слово, не ведаю.
Севка ткнул Николая Ивановича в бок:
– А вот мы определим.
Он вынул из-под сиденья ружье, вылез из машины:
– Сейчас застрелю ее к чертовой бабушке… тогда и хозяин найдется!
Севка остервенело крутнул на себе кепку, сбил козырек на затылок и приложился, наведя ружье на свинью.
– Ой, стойте!.. Сто-ойте!.. – тетка Вера бросила коты и, раскинув руки, побежала было к свинье, но обернулась и так же, с раскинутыми в стороны руками, пошла на Севку. – Стойте!
Севка опустил ружье. Тетка Вера повернулась к избе:
– Па-анка! Па-а-анка!
В избе открылось окно, высунулась взлохмаченная Панкина голова.
– Чего тебе? – но, увидев председателя, снова скрылась.
– Да кто ж это свинью со двора выпустил? Ты, что ли?
– Нету-у! – отозвалось из дома.
– Ох, окаянные! Это все те, кто за письмами к нам ходит. Я ж тебе говорю, брось ты эту почтовую работу! Только один грех от нее. И свинья пропадет задаром. Как есть пропадет. Говорю тебе, ступай работать в колхоз. Не то Тюрин со свету нас сживет.
– Ну, хватит! – остановил ее Николай Иванович. – За представление тебе спасибо. А за потраву Тюрину уплатишь.
– Да какая там потрава? Она и со двора не успела выйти как следует. Схватилась я в разу-то – нет свиньи. Гляжу – вон она. И ты как раз едешь… Ты погоди-ко, погоди!
Но Николай Иванович махнул рукой, и «Волга» покатила.
– Приготовь «газик». Кабы дождь не пошел… – сказал Николай Иванович. – Прямо тошно… От жары, что ли, или так от чего.
|