За эти дни его книга об античных памятниках и мозаиках не продвинулась ни на строчку, и причина его творческого застоя коренилась не в его очередном увлечении, не в редких приступах меланхолии. Ему попросту не хватало времени для работы. Он то снимал и просматривал заснятые кадры, то развлекался в компании своих новых друзей или же размышлял о них. С Виолетой он мало разговаривал: о чем мог он, старый холостяк и скептик, говорить с ней — девушкой, только что окончившей гимназию? Но общение с ней доставляло ему радость вроде той, которую он испытывал, любуясь ярко и сочно написанными картинами или слушая школьные песни, будившие память о светлых днях, промелькнувших в жизни, как солнечный луч. Совсем другое дело — Асен. Временами Аввакуму казалось, что этот человек наделен какой-то сверхъестественной ловкостью, способностью куда угодно проникнуть, все достать и притом обладает не только недюжинным умом, но и склонностью к опасному авантюризму. В то же время Асен был задирист до легкомыслия и по-детски жесток. Всем своим поведением, недомолвками, колкими словечками он, казалось, говорил: «Вот видишь, любезный, я очень хорошо знаю, что ты за птица; давно держу тебя под колпаком, и никуда ты от меня не денешься. Но пока не пробил твой час, давай поиграем в жмурки, потому что ты как-никак интересный партнер и поиграть с тобой просто занятно». Нельзя было не признать, что Асен Кантарджиев как противник был галантен и не лишен чувства юмора.

Таким образом, перед Аввакумом возникли сразу две нелегкие задачи: оберегать свою жизнь и вывести на чистую воду Асена. У Аввакума пока не было никаких доказательств его преступной деятельности или связи с преступным миром и поэтому не было оснований просить содействия полковника Манова, который непременно потребовал бы доказательств и фактов. В лучшем случае полковник поручил бы расследование кому-нибудь другому, а Аввакума упрятал бы за тридевять земель…

Что осталось бы тогда Аввакуму? Античные памятники и мозаики? Кинокамера и сентиментальные пейзажи? Из-за этого лишить себя удовольствия разгадать загадку и положить на лопатки достойного противника? Жалкий выбор. Без сомнения, перспективы завязавшейся борьбы сулили куда более интересные переживания.

— К сожалению, мое место на балконе, а у вас десятый ряд партера. Не удалось достать билеты в одном ряду: все было распродано еще позавчера.

— Тогда не стоило брать такие билеты, — сказала Виолета.

— Такова воля судьбы! — рассмеялся Аввакум. — Когда представление окончится, мы опять встретимся здесь и вместе пойдем домой.

Пожелав им получить удовольствие от спектакля, он приветливо помахал им рукой и пошел на свое место.

Когда занавес поднялся и глаза зрителей устремились на сцену, Аввакум незаметно выскользнул из театра. У противоположного тротуара стояла институтская машина, на которой он приехал. Аввакум отдал шоферу контрамарку, сел за руль и, резко рванувшись с места, помчался вперед.

«Дядюшкин» особнячок был окружен невысокой каменной оградой крытой этернитовой плиткой. Железные ворота оказались приотворенными, что избавило Аввакума от необходимости перелезать через ограду. Он осторожно пробежал по дорожке и остановился перед парадным входом, обращенным к роще. Изученный предварительно замок тотчас же поддался, и через несколько секунд Аввакум оказался в вестибюле, стены которого до половины были облицованы красным мрамором. Раздвижная стеклянная дверь вела к помещениям нижнего этажа витая деревянная лестница, устланная желтой ковровой дорожкой, поднималась на верхний этаж.

Аввакум спустил на замке защелку, чтобы дверь нельзя было отпереть со двора. Освещая себе путь фонариком, он пересек, не задерживаясь, вестибюль и остановился перед двумя дверьми, выкрашенными белой краской.