Она достала из сумки новую тетрадь, чёрную ручку и на секунду засомневалась, стоит ли класть электронную книжку на полку под столом. Хотя вряд ли новый препод оценит её преданность развлекательному чтиву.

Дверь противненько скрипнула, и в аудиторию наконец вошёл социолог. Преподаватель разительно выделялся среди своих коллег. Ксюша сразу отметила волосы насыщенного шоколадного оттенка, длинные чёрные ресницы, острые скулы и чувственные губы, растянувшиеся в искренней открытой улыбке. Но больше всего запоминались глаза: странная смесь голубого, золотистого и оливкового, глубина, окутанная беспокойным туманом. Ничего общего с зелёным, наверное, в лифте под тусклым освещением она не до конца разглядела цвет его глаз.

Ксюша подавила глупое желание снять очки и протереть их футболкой. Нет, не ошиблась – всего пять минут назад она видела препода в лифте. Приняла его за старшекурсника или аспиранта. Жаловалась на то, что социология – сплошная нудятина, а книга Аберкромби – лекарство от тоски. Ляпнула о первой паре и возможных прогулах. А ещё втайне жалела, что никогда в жизни не увидит красивого незнакомца, вышедшего на одиннадцатом этаже. Ну вот, легкомысленная дурында, твоё желание сбылось – теперь ты будешь лицезреть красавчика социолога каждый понедельник.

ГЛАВА 2

Ксюша нырнула в пучину стыда: щёки порозовели, глаза уставились в пол, ей хотелось залезть под парту и писать конспект лекции там, надеясь, что препод не уронит карандаш и случайно не заглянет под стол. Ну и неловкая же ситуация. Какой чёрт её дёрнул обсуждать социологию культуры в лифте при незнакомых людях?

Но прятаться поздно: преподаватель явно заметил Ксюшу (да и как её не заметить – первая парта находится прямо у него перед носом), и его губы, сжатые после внезапной приветственной улыбки, слегка дрогнули. Чёрт, он что, сдерживает смех? Уже представляет, как не допустит их с Асей к экзамену и лишит стипендии? И ведь не первый раз она попала в столь дурацкую ситуацию.

Несколько лет назад Ксюша изучала философию, пока не возненавидела прописные истины, которые не казались ей великим откровением и никак не влияли на её мировоззрение. Тогда на первом курсе довольно странная женщина вела историю украинской культурологии. Она как будто находилась не на своём месте: часто блуждала одна по коридорам универа, рассматривала по сто раз картины, нарисованные старшекурсниками искусствоведами, бормотала что то себе под нос, когда ей задавали вопросы.

Однажды на лекции Маргарита Петровна достала из сумки огромные очки какой то странной треугольной формы и небрежным движением руки надела их. В аудитории раздались сдержанные смешки: очки совсем не подходили преподавательнице, да ещё и постоянно соскальзывали. Ксюша сидела  на второй парте с Катей, соседкой по комнате, и отчаянно пыталась скорчить серьёзное лицо. Маргарита Петровна так увлечённо бубнила текст, что не заметила ни хихиканья в аудитории, ни того, что её очки вечно сползали на нос из за отсутствия правой дужки.

На перемене подруги выскочили в коридор и, хохоча от души, ворвались в туалет.

– Капец, почему Маргоше никто не сказал, что очки нужно ремонтировать? – забегая в свободную кабинку, пробормотала Ксюша. – Я уже не говорю про новые очки, возможно, преподы столько не зарабатывают. Или ей некогда сходить в оптику – украинская культура сама себя не выучит.

– Какая же она занудная и странная, – раздался рядом голос Кати. – Пока это самый скучный препод за весь курс. Ещё и экзамен сдавать скоро, а я не хочу эту мутотень учить.

– Я тоже. Но выхода нет. Слышала, что Марго очень требовательная. Да и чем ей ещё заниматься: ни семьи, ни детей, наверное, только и делает, что смотрит канал “Культура” одинокими ночами. Ужасная жизнь, обнять и плакать.

Ксюша вышла из кабинки, схватила сумочку, оставленную на подоконнике, и услышала звук открывающейся дверцы.