|
Они не пошевелились, не обернулись к нему. Однако, голубой туман, висевший над сводами пещеры на высоте его головы, зашевелился, как будто он был живым. — Ну, — пробурчал киммериец, — что они там все мертвые что ли? На его бурчание не последовало ответа. Киммерийца было совсем не так-то легко вывести из себя, но это пренебрежение к его появлению взбесило его. — Вы могли бы, по крайней мере, предложить мне хотя бы немного вашего вина, — грубо сказал он. — Во имя Крома, вы что считаете, что того, кто не принадлежит к вашему братству, не стоит и принимать дружески? Вы хотите… Он смолк и молча уставился на эти фигуры, которые так необычно тихо сидели вокруг огромного стола из черного дерева. — Они не пьяны, — пробормотал он, наконец. — Они вообще не пили. Что, во имя Крома, все это значит? Он переступил через порог. Голубой туман сейчас же начал двигаться быстрее. Он слился, сгустился и вот уже киммериец вынужден бороться за свою жизнь с огромной черной рукой, которая легла ему на горло. 2. ПИРАТЫ Большим пальцем ноги в изящной туфельке, Белеза пнула одну из раковин, перевернув ее, и ее розовый край был похож на первый проблеск нового утра над туманным берегом. Хотя утренний рассвет наступил уже давно, но утреннее солнце, гонящее жемчужно-серый туман над водой, еще не взошло. Белеза подняла свое лицо с тонкими чертами и взглянула на чуждое сооружение, казавшееся отталкивающим, и некоторые подробности этого сооружения действовали на нее угнетающе. Под ее маленькими ножками простирался коричневый песок, он уходил к пологим волнам, которые терялись в голубой дымке горизонта на западе. Она стояла на южном изгибе широкой бухты, на юге местность заканчивалась низким каменным гребнем, который образовывал южную оконечность бухты. С этого гребня можно было видеть безрадостную гладь воды на юге, тянувшуюся до самого горизонта. То же самое было на западе и на севере. Повернувшись в сторону суши, она отсутствующим взглядом посмотрела на форт, который уже в течение полутора лет был ее домом. В размытую голубизну неба, полощась, поднималось золотое с алым знамя ее дома. Но красный сокол на золотом фоне не возбуждал никакого воодушевления в ее девичьей груди, хотя он так победно реял после многочисленных побед на юге. Она видела людей, работающих в саду, и на полях вокруг форта, которые в свою очередь, казалось, с испугом оглядывались на мрачную стену леса, протянувшуюся на север и на юг, насколько хватало глаз. Они боялись этого леса, и вместе с ними, этот страх разделяло каждое маленькое поселение на этом берегу. Этот страх был отнюдь не безоснователен. В шепчущей глубине леса, подстерегала смерть — ужасная смерть, медленная и жуткая — скрывающаяся под военной раскраской, неизбежная и беспощадная. Она вздохнула и вяло побрела к кромке воды. Каждый день, проведенный здесь, был монотонным и похожим на все другие, и мир городов и поместий полный радости и удовольствий, казался не находящимся за тысячи километров, а затерянным в бесконечной дали прошлого. Она снова задумалась над тем, что побудило графа Зингары бежать на этот дикий берег вместе со своей свитой и челядью, удалившись на тысячи миль от своей страны, что вынудило его сменять дворец своих предков на эти блокгаузы. Взгляд Белезы стал мягче, когда она услышала тихие шаги по песку. Девочка, еще ребенок, совершенно обнаженная, бежала к ней от гребня по низкой песчаной прибрежной полосе. Ее волосы цвета льна были мокрыми, они приклеились к ее небольшой головке. Голубые глаза расширились от возбуждения. — Леди Белеза! — крикнула она, произнося зингарские слова с мягким офирским акцентом. — О, леди Белеза! Задыхаясь от бега, малышка делала непонятные жесты. Белеза, улыбаясь, обняла ее рукой, не обращая внимания на то, что ее одежда из ее тонкого шелка промокла. |
