Все защитники мертвы – в этом не могло быть сомнений. Ни волков, ни арбалетчиков, ни Кена… Осталось одно лишь СВЕЖЕЕ НЕЖНОЕ мясо – женское и детское. Входи и бери.

И ОН вошел и взял.

5. Белый призрак

…Что-то – может быть, едва ощутимое покалывание в области позвоночного столба – заставило его обернуться.

Тотчас же он услышал, как завыли его волки. Их вой нагонял тоску. Судя по всему, они были дезориентированы. Пожалуй, это хуже, чем страх. Со страхом четвероногих Кен умел справляться.

Он смотрел на север. Из хаоса взвихренного ветром снега вдруг возникло нечто более определенное – гигантская крылатая тень, казавшаяся тем не менее сотканной из нездешнего света.

Он никогда не видел ничего подобного, даже во сне. ЭТО было совершенно не похоже на летящего ангела смерти – тот воплощал в себе строгую и завершенную геометрию металлического орудия, а тень принимала очертания некоего древнего существа, рудиментарного призрака памяти, – и становилось ясно, что ЛЮБАЯ форма для нее – всего лишь маска.

ОНО приближалось.

Распростертые белые крылья были мертвым роем, состоящим из миллионов остановленных в падении кристаллов льда. И крылья тоже не двигались. ОНО – что бы это ни было на самом деле – парило в сверхъестественном покое, но само его (присутствие) вторжение вызывало ощущение неотвратимо надвигающейся угрозы.

Это было потрясающе красиво… и страшно до холода в кишках. Совсем как в детстве, когда (Кеша) Кен впервые заглянул туда, где обитают истинные хозяева жизни. Сейчас он снова превратился в того мальчика, дрожащего от ужаса, увязшего по самый пах в черном болоте паники. И убийственный холод подбирался к его (будущим детям) яйцам. В то же самое время невидимые пальцы ощупывали лицо, будто изучали его форму…

Очнувшись и сбросив наваждение, он понял, что белый призрак заставил его на несколько секунд вернуться в прошлое. Прежде никто и никогда не проделывал с ним подобного фокуса. Призрак обладал невероятной силой.

И это уже было не знамение.

Это была предопределенность.

6. Враг

…Она стала просто камерой, внутри которой даже не было фотопленки памяти, – только камерой с объективом, фиксирующей происходящее. Поэтому ее парализованный рассудок не расчленял реальность на правдоподобное и невероятное. Все было возможно за гранью, которую митам вскоре пришлось переступить.

По стальной поверхности двери пробежала рябь, как будто металл вдруг превратился в жидкость. На миг дохнуло обжигающим легкие жаром, тотчас же сменившимся безжизненным холодным ветром, который был всего лишь результатом всасывания воздуха в образовавшуюся в пространстве каверну. Свечи разом задуло, но тьма так и не наступила – возможно, к несчастью для Лили.

Затем на двери начало формироваться рельефное изображение. Податливый, словно плохо натянутая кожа, лист металла демонстрировал десятки масок, переливающихся друг в друга, пока наконец дверь не раскололась пополам. Засов хрустнул, как сухая доска, и обломки звякнули о стену. В расширяющийся проем хлынул голубой свет – целое море тепла, покоя, чистоты и блаженства…

Они все ощутили ЭТО одновременно. Даже дети перестали плакать. Погруженные в голубое сияние люди вдруг оказались в раю еще при жизни, но кем был дарован этот фальшивый рай? Какая расплата ждала впереди?

И если Лили не могла противостоять ужасу, то этому наваждению она сопротивлялась до конца.