Изменить размер шрифта - +

– Я не назвала себя из страха, что ты прогонишь меня, – сказала Маргрит, улыбаясь.

– Вы всегда были для меня, мадам, добрым другом, – холодно ответила Элизабет. – Как я могу прогнать вас?

– Элизабет, из-за того, что Генрих обидел тебя, должна ли ты сердиться на меня?

Полные губы Элизабет дрожали, голубые глаза затуманились.

– Я не сержусь.

Маргрит рассмеялась.

– Теперь тебе придется сознаться в том, что ты говоришь неправду. Ты рассержена, и я действительно приняла бы тебя за простушку, если бы это было не так. Ужасный мальчишка, у него вообще нет никаких чувств.

– Напротив, он, кажется, обладает безграничным чувством королевского достоинства.

– О, дорогая, – сказала Маргрит с комичной печалью, – я и не знала, что ты такая язвительная. – Затем лицо ее стало серьезным. – Но это неверно. Генрих несет на себе печать достоинства как маску, под которой скрывается человек. Элизабет, ты должна быть терпелива с ним. Вам предстоит вместе прожить жизнь. Разве немного терпения является такой уж большой платой за счастливую жизнь?

– Счастливая! Принцессе нельзя надеяться на счастье, как и на то, что ее не будут оскорблять.

– Но Элизабет, ты можешь быть счастливой с Генрихом. Вот почему я умоляю тебя не ожесточаться против него из-за нескольких резких слов. Если он любит, то всем своим существом. Стоит много выстрадать, чтобы увидеть такую любовь, когда маска будет сброшена.

– Нет сомнения, что она уже сброшена.

Именно этого Маргрит и боялась. У нее не хватало смелости спросить об этом сына, и теперь она не осмеливалась лгать Элизабет, ибо знала, что переживаемые трудности могли бы развить в Генрихе чувство жестокости. Если это так, то он мог разговаривать с Элизабет так, чтобы причинить ей боль, ранить то единственное, что осталось от Эдварда, который вовлек его в неприятности.

– Он такой хороший, – сказала она отчаянно. Выражение лица Элизабет смягчилось.

– Действительно, мадам, к вам он добр. Кто может плохо относиться к вам?

– Сейчас ты не можешь простить ему, – Маргрит решительно воспользовалась признаком ослабления позиции Элизабет, – но позволь сказать тебе то, что я услышала от Пембрука, и ты все поймешь. За десять дней Генрих не спал трех часов. Подумай, что значит навести порядок в королевстве, раздираемом на части войной и ненавистью. Он произнес сотни, быть может, тысячи прекрасных речей и столько же выслушал. Затем изнуренный тяжелым трудом, крайне утомленный он приходит туда, где не нужны красивые слова. Кому же нужно произносить красивые слова для матери? Не получив и здесь передышки, он набрасывается на тех, кто, по его мнению, отнял у него возможность отдохнуть. Элизабет, он такой хрупкий. Он никогда не был сильным. Вот почему я сказала, что у него нет чувств. Он вынуждает себя быть выше пределов своих возможностей.

– Это очень опасно. Опасно как для него, так и для других, – едва заметная теплота слышалась в голосе Элизабет.

Маргрит могла только надеяться на то, что девушка запомнит все, что было высказано, когда она была менее разгневана. Она перевела разговор на тему о занятиях Элизабет, поскольку обе любили учебу, и перед уходом она хотела удостовериться в том, что цвет и выражение лица принцессы приходят в норму. Тем не менее Маргрит была очень расстроена. Будучи наследницей Эдварда, Элизабет была, кроме того, идеальной парой для Генриха. Красива, благочестива, мягкого нрава и очень умна. В беседах отличалась остроумием и была превосходным музыкантом. Что могло быть лучше для того, чтобы доставить удовольствие занятому человеку в часы его недолгого отдыха.

Если и был у Элизабет недостаток, помимо чисто женских особенностей, связанных с повышенной возбудимостью и легкостью, с которой на ее глаза наворачивались слезы, так это ее гордость.

Быстрый переход