Г. К. Честертон. Дракон, играющий в прятки
Жил-был рыцарь, которого мы можем назвать изгоем, поскольку его отовсюду гнали. Естественно, он скрывался и прятался, так что ему было нелегко ходить по воскресеньям в церковь. Вёл он себя довольно дико, бился, дрался, всё ломал, но воспитание получил хорошее и не хотел пропускать службу. Хитрость и дерзость помогали ему разрешить эту задачу, хотя прихожане пугались, когда на них сыпались многоцветные осколки и сквозь разбитый витраж врывался рыцарь, повисевший немного на химере. Удивлялись они и тогда, когда он падал им на голову с колокольни, где предварительно прятался в одном из колоколов. Наконец, им не очень нравилось, что он прорывал подкоп с кладбища и вылезал уже в храме из-под какой-нибудь плиты. Конечно, им хватало благочестия сделать вид, что ничего не случилось, а некоторым — и справедливости, благодаря которой они признавали, что даже изгой должен как-нибудь попасть в церковь. Однако позже, в городе, они обсуждали всё это, и слухи ползли по стране. Рыцарь, которого звали сэр Лаврок, настолько обнаглел, что стал появляться на рыночной площади. Мало того, он посетил коронацию и дал королю несколько советов с печной трубы. Иногда, на охоте, король и его свита замечали, что он примостился на дереве, откуда расточает всё те же советы и благодушные пожеланья. Естественно, они пытались его поймать, но никак не могли найти, где же он прячется. Признавая за ним бесспорное первенство в игре, именуемой «прятки», они полагали, что при таких наклонностях не стоит развивать свой дар. Однажды в стране случилась беда из тех, которые, слава Богу, нам уже не угрожают. У северных граница появилось чудище, которое мы краткости ради назовём драконом. Оно топтало всё и вся слоновьими ногами, а потом, размяв это в какую-то пасту, слизывало языком, напоминающим морского змия. Пасть, надо сказать, была у него вроде китовой, только без уса. Ни стрелы, ни ядра его не брали, он был покрыт очень толстым железом. Некоторые считали, что он весь железный, без пустот, а сделал его один просвещённый чародей. Если кто возражал, что не видит ничего просвещённого в умении изготавливать вредоносных чудищ, его укоряли за отсталость, как правило — до встречи с драконом. Из чего бы дракон ни состоял, он был явно живой, что доказывал завидным аппетитом и весёлым нравом. Когда он двинулся к столице, топча дома и замки, король с придворными перебрались на башни, обычные люди — на деревья. Пока он походил на гору, сине-лиловую от дали, можно было поспорить о том, какой способ прятаться лучше; но, увидев его вблизи, все быстро решили, что надёжнее — не высоты, а расщелины. Однако он с козьей резвостью расшвыривал камни, а там — пытливо и споро исследовал ущелья и пещеры огромным языком. Те, кто висел на скалах, с интересом заметили, что над их головами появился сэр Лаврок, препоясанный мечом, с копьём наперевес, и ветер взметнул, словно пламя, его рыжие волосы. Только он, вечно игравший в прятки, не пытался теперь спрятаться. — Я не боюсь, — ответил он на испуганные крики. — Что-что, а прятаться я умею. Сейчас я знаю место, куда дракону не попасть. — Что вы говорите! — возопил лорд-канцлер, вползавший в кроличью норку. — Да он без зазрения совести вошёл в Верховный суд! — Я знаю здание, — сказал рыцарь, — куда он войти не сможет. — Эта наглая тварь, — сообщил гофмейстер, — пошла в королевскую спальню. — Что ж, — отозвался рыцарь, — в эту комнату он не войдёт. — От него и в пещере не спрятаться! — вскричал из-под земли морской министр. — Ничего, — заверил рыцарь, — эта пещера для него закрыта. Дракон тем временем ходил взад-вперёд, словно белый медведь, прикидывая, что бы такое разрушить. Когда он глядел на горы, люди лезли повыше, с удивлением замечая, что рыцарь спускается вниз. Наконец тот спрыгнул на равнину и кинулся к чудищу. Что было дальше, никто не понял. Одни закрыли глаза, другие упали ничком, третьи говорили впоследствии, что пыль всё от них скрыла, четвёртые наконец — что рыцарь забежал за чудище, стоявшее в то время задом, к ним. Как бы то ни было, рыцарь исчез. Случилось так, что на склоне стояла третья дочь короля, принцесса Филомела. Прочие члены семьи расположились в высохшем колодце, а она задержалась — и по рассеянности, и по непрактичности. Волосы у неё были светлые и длинные, глаза — синеватые, как небо у горизонта. Обычно она молчала и дремала, но тут оживилась и воскликнула: — Нашёл! Ах, и правда нашёл! Дракон, надо сказать, вёл себя очень странно. Чем важно прогуливаться перед публикой, он прыгал и скакал, хватая лапами воздух. — Что это с ним? — спросил начальник королевской псарни, склонный к изучению животного мира. — Он злится, — отвечала принцесса, — потому что рыцарь удачно спрятался. Видимо, дракон злился и на себя, поскольку он скрёб и терзал свою шкуру, словно собака, ловящая блох. — Он себя, часом, не прикончит? — с надеждой спросил лорд-канцлер. — Конечно, я не отвечаю за его душу, но замечу, что у него есть причины для раскаяния. — С чего ему себя убивать? — спросил гофмейстер. — А с чего бы ему так вертеться? — откликнулся лорд-канцлер. — Дело в том, — сказала принцесса, — что сэр Лаврок хорошо спрятался. Пока она это говорила, дракон как бы раздвоился: одна пара ног стояла спокойно, другая просто лягалась; один глаз бешено вращался, другой обрёл ту кротость, с какою глядит сонная корова. Потом, достигнув единства стиля, дракон повернулся и затрусил прочь благодушной рысцой. Началась последняя глава нашей саги, ещё более странная, чем самые дикие злодеяния загадочного чудища. Дракон никого не трогал; он всех пропускал вперёд; он (правда, не без труда) перешёл на растительную пищу. Осторожно следуя за ним, толпа вошла в столицу и совсем уж удивилась, поскольку он направился к церкви. Там он преклонил колени и, как ни странно, открыл пасть, а принцесса туда нырнула. Самые умные догадались, что внутри сидит рыцарь; но отчёт наш обращён именно к умным, и мы не будем объяснять им внутреннее устройство дракона, равно как и смысл всей истории. Скажем только, что свадьбу сыграли в драконе, ведь он находился в церкви, а умные уж сами поймут, что хотела сказать принцесса, когда воскликнула: «Мир очень изменится, если в нём сможет спрятаться рыцарь». Канцлер и гофмейстер её не поняли. |
