Так что бруссы далеко не сразу сообразили, что диковинный зверь, Которого Чуть Было Не Поймал Доблестный И Могучий Нана-Булуку, оказался на редкость мстительным и злопамятным и таки отыскал своего обидчика, а теперь собирается мстить всем подряд за то, что один из них посягнул на его бронированную шкуру.

Первый человек попался на глаза доблестному экипажу «Белого дракона» у самой кромки леса. Был он неописуемо лохмат, одет в какие-то допотопные шкуры, с обмотками на ногах и даже вооружен. Вглядевшись, Дитрих с тоской определил, что оружие являлось очередной музейной редкостью — какой-то невразумительной дубинкой, верх которой был утыкан острыми осколками камней.

— Бред какой-то, — пробормотал майор фон Морунген, однако взял себя в руки и решил наладить контакт с местным населением.

С этой целью он призывно помахал человеку рукой и изобразил на лице самую дружескую и располагающую улыбку. Смущало, правда, то, что поселянин застыл на месте, словно соляной столп, вытаращив глаза и отвалив нижнюю челюсть, поросшую кустистой неопрятной бородой. Похоже было, что он в шоке.

Дитриху это не нравилось, однако ничего лучшего под рукой не имелось. И он попытался договориться с этим чучелом:

— Эй! Партизанен! Как это нато коворьить по-русски, где ест короший, прафильный дороха на кутор Белохатки?

Человек наконец пришел в движение: захлопнул челюсть с хорошо слышным лязгом, завращал глазами, попытался даже что-то просипеть (не вышло) и вдруг сорвался с места, будто поднятый гончими заяц. Дороги он не выбирал — бросился напрямик, прокладывая новую трассу сквозь густой кустарник. Какое-то время было слышно, как он ломится где-то вдалеке, затем снова донеслись шум и крики битвы.

Морунген почти грустно пробормотал себе под нос:

— Ну вот, и этот поселянин в лес убежал. А еще утверждали, что все русские — Иваны Сусанины. Вранье! Вот страна! Сам не заблудишься, никто не поможет.

Здесь он почувствовал, что в его речах не хватает бодрости. А как прикажете служить примером для подчиненных, если ты не бодр и не уверен в победе?! Поэтому он произнес уже громче:

— Но, чувствую, мы на верном пути: а то куда бы ему бежать, как не к себе домой? Логично? По-моему, да. Клаус, прибавь ходу, мы у цели, наш козырь — внезапность! Ганс, Вальтер, стрелять по моей команде. Генрих, заряжай осколочным, я думаю, с бронетехникой дела иметь не придется!

Набрав ход, танк выскочил из леса на некогда цветущий просторный луг. Открывшееся взору обширное пространство было вытоптано и взрыто сотнями ног, повсюду раскинулись островерхие шатры, окруженные приземистыми мохнатыми палатками, дымились кострища и орали толпы странно одетых людей. Все они стояли спиной к лесу, а потому появление танка игнорировали.

Но самой большой неожиданностью для танкистов явилась вовсе не эта неразбериха и какофония.

Там вдали, на стремительно вздымающемся холме, высился гордый замок, окруженный высокими стенами. И стены эти, сложенные из звонкого серого камня, и зубчатые башни с бойницами, и реющие стяги, и защитники на стенах, и осаждающие с приставными лестницами и деревянными щитами — все это не укладывалось в стерильном немецком сознании. Не умещалось. Разваливалось на отдельные мозаичные осколки и выпадало.

— Ой! — воскликнул Дитрих.

— Ого! — подтвердил Генрих.

Внизу заворчали Клаус и Вальтер. И только Ганс потрясенно молчал.

Танк остановился. Какое-то время его башня еще растерянно вращалась, выбирая себе цель, но затем застыла и она.

— Ну и дела, — сообщил Клаус. — Прямо как в фатерлянде лет этак семьсот-восемьсот тому назад.

— Так, не теряться, не теряться! — призвал Дитрих растерянно. — Сначала займемся волосатыми! Они порядком меня достали.