Ибо в схватке с варварами остается последняя надежда победить и выжить. А здесь это исключено…
— Да что же это за напасть такая? — не выдержал Дитрих.
— Бесполезно, герр майор, — успокоил его Хруммса. — Словами не опишешь. Это надо видеть своими глазами, и вы это увидите. Гарантирую.
Промаршировал извилистым замковым коридором почетный отряд гвардейцев в парадных доспехах. Маршировал он как на казнь, причем казнь собственную. С соответствующим выражением лиц, заторможенными движениями и отрешенным взглядом. Командовал ими доблестный Сереион, похожий в эту минуту на несчастную селедку, которую сперва запугали до полусмерти, а после так и засолили.
— Сереион! — окликнул его Морунген.
— А, да что там! — махнул рукой славный гвардеец. И скрылся за поворотом.
— Не понял, — признался майор.
— Он и сам ничего не понимает, — успокоил его Хруммса. — Будьте снисходительны к человеку, который не знает, сколько минут ему отмерено Душарой в этой юдоли слез и скорбей.
— Что-то я не заметил ни слез, ни скорбей, ни юдоли, — сказал Дитрих.
— Это вчерашние наблюденя. А сегодня все иначе.
— Видимо, это такой всенародный день всеобщего траура, — предположил Вальтер, — после этого самого танцевального вечера.
— Вот-вот, общенациональный, — подтвердил маленький полиглот. — Давайте спустимся во двор. Не то пропустим самое важное.
Во дворе собрался весь цвет Упперталя. И не цвет тоже. Просто в дальнейшем мы о нем не станем упоминать. Ограничимся перечислением только самых известных и знакомых лиц.
Перед гостеприимно распахнутыми воротами, вытянувшись во фрунт, слегка побелев и посинев от нечеловеческого напряжения, стояли король Оттобальт, первый министр Марона, Сереион, человек двести или двести пятьдесят отборных гвардейцев, лекарь Мублап, дворцовый церемониймейстер, министр иностранных дел, казначей, повар, а также прочие персоны, в данный момент не представляющие интереса для нашего повествования.
А в замок тихо взмеилась процессия.
Величественные рыцари на чалых, гнедых и саврасых скакунах, рыцари сплошь в кобальтовом и алом, сопровождали миниатюрную каретку. И в этой каретке, трясшейся и громыхавшей на булыжниках, и ехала знаменитая тетя Гедвига.
Рыцари спешились, положили к ступеням кареты зеленую подушечку, распахнули дверцы…
— Бальтик, маленький мой, здравствуй! — пропела тетя, выкатываясь из кареты.
— Я не маленький! — сказал король.
— А если не маленький, то зачем ты велел открыть ворота настежь? Ты знаешь, что бывает с теми, кто настежь открывает ворота, не спросив: «Кто там?»
— Знаю я, что будет, если ворота загодя не открыть, — буркнул король. — Вы, тетя, всю душу вынете, что я вас видеть не рад и перед закрытыми дверями мариную.
— Я никогда не говорила ничего подобного, — возмутилась Гедвига.
— А в прошлый раз? — сопротивлялся король.
— Что за манеры? Почему ты не сказал тете «добрый день»? Почему ты сутулишься? Немедленно стань ровно.
— Здравствуйте, тетя.
— Так-то лучше. А как я тебя учила улыбаться приятным людям? Улыбнись мне.
Король оскалился, как старый хаббский череп.
— Умница, — расцвела королева. — Тебе жениться пора. Такой представительный и состоятельный мужчина обязательно должен жениться. Особенно в твоем возрасте, пока ты еще можешь иметь наследника. Ты ведь пока еще можешь иметь наследника? — уточнила Гедвига громко. |