— Ваши друзья не позволяют мне повидать повара. Он очень хорош. Мне хотелось бы передать ему мои комплименты.

— Она стажируется в одном из лучших японских ресторанов Нью-Йорка. Ее зовут Натали, и в настоящее время она выполняет специальные заказы правительства. Сожалею, но вы не можете быть представлены ей.

Джордан внимательно изучал лицо Сумы. На нем не было видно ни враждебности, ни чувства разочарования или безысходности от того, что его изолировании и подвергли заточению в тщательно охраняемом помещении, — ничего, кроме крайнего самодовольства. По его виду трудно было поверять, что его систематически обрабатывали наркотиками и затем заставляли долгие часы отвечать на вопросы в течение более чем четырех недель. Его глаза по-прежнему смотрели твердо, как оникс, из-под челки седеющих волос. Но так оно и должно было быть. Благодаря постгипнотическому внушению, которому его подвергали подчиненные Джордану специалисты по допросам, Сума не помнил и не понимал, что он ежедневно поставляет группе весьма заинтригованных ученых и инженеров массу технических данных. Его память изучалась и тщательно обшаривалась, так осторожно и тонко, словно этим занимались профессиональные воры, которые, обыскав дом, оставляют все вещи точно там, где они их нашли.

Должно быть, подумал Джордан, это один из тех немногих случаев, когда американская разведка действительно получала иностранные промышленные секреты, которые могли оказаться полезными.

— Какая жалость. — Сума пожал плечами. — Мне бы хотелось нанять ее, когда я уеду отсюда.

— Это невозможно, — честно сказал Джордан.

Сума покончил с супом и отставил чашку в сторону.

— Вы не можете продолжать, задерживать меня.. как обычного преступника. Я не какой-то крестьянин, которого вы арестовали, вытащив из сточной канавы. Я полагаю, что вы будете достаточно благоразумны, чтобы освободить меня без дальнейших проволочек.

Никаких жестких требований, всего лишь завуалированная угроза от человека, которому не сообщили, что вся его невероятная власть полностью исчезла после того, как по всей Японии было объявлено о его смерти. Были совершены соответствующие церемонии, и его дух уже был причислен к сонму героев, которым поклонялись у храма Ясукуни. Сума не имел ни малейшего представления, что для внешнего мира он уже не существовал. Ему также ничего не сообщили о смерти Цубои и Ёсису и уничтожении центра «Дракон». Как он считал, заминированные автомобили Проекта «Кайтен» все еще были надежно спрятаны.

— После всего, что вы пытались совершить, — холодно ответил Джордан, — вам еще повезло, что вы не предстали перед международным трибуналом по обвинению в преступлениях против человечества.

— У меня есть божественное право защищать Японию. — Тихий, повелительный голос донесся до Джордана, словно Сума вещал с церковной кафедры.

У Джордана от раздражения выступили розовые пятна на висках.

— Кроме того, что ваше общество самое замкнутое и изолированное на свете, главная проблема, которая осложняет отношения Японии с остальным миром, что у лидеров вашего делового мира нет никакой этики, никаких принципов честной игры, как их понимают на Западе. Вы и ваши высокопоставленные администраторы верят, что они вправе поступать в отношении других стран так, как они никому бы не позволили действовать в отношении Японии.

Сума взял чашку чая и выпил ее.

— Честь высоко ценится в японском обществе. Наши чувства долга и преданности имеют очень глубокие корни.

— Да, конечно, преданности самим себе, за счет остальных, скажем, иностранцев.

— Мы не видим каких-либо принципиальных отличий между экономической войной и настоящими боевыми операциями, — вежливо ответил Сума.