Когда же прихрамывающий Пирожков вышел на площадку и вызвал лифт, дверь квартиры напротив распахнулась, и появилась Авдохина собственной персоной.

Увидев друг друга, Пирожков и Авдохина засмущались и отвернулись в разные стороны. Пирожков принялся насвистывать гусарский марш, которому его научил граф Сидорчукский, а Авдохина – делать вид, что ищет ключи от квартиры, хотя они были у нее в руке. И Пирожкову, и Авдохиной страшно хотелось заговорить, но ни один не хотел делать это первым.

Пирожков вызвал лифт, и вместе с Авдохиной они вошли в кабину, даже в лифте ухитрившись встать друг к другу спиной. Стены лифта по московской традиции были изрисованы из баллончика дурными словами, и Авдохина, не удержавшись, сказала:

– Какое бескультурье! Бывают же такие сволочи!

Она сказала это в отношении надписей, чтобы начать разговор, но Пирожков, не поняв, воспринял это на свой счет и обиделся.

– Что б ты понимала! – сказал он раздраженно. – Сидела бы дома и хлебала кефир!

Изумленная Авдохина задохнулась от несправедливости. Оскорбления посыпались с обеих сторон.

– Я буду на тебя жаловаться! – крикнула она дрожащим голосом.

– Я сам на тебя первый нажалуюсь! А я ей еще розы покупал! Тьфу!

– Не пачкайте слюной лифт, хам! – топнула ногой Авдохина.

Кабина дернулась и остановилась посреди шахты. Пирожков стал нажимать кнопки. Лифт не слушался.

– Сломался! – плаксиво сказал князь Пирожевский. – Это все из за тебя, не надо было топать!

– Нет, из за тебя! – крикнула Авдохина. – От твоего характера даже кувалда бы сломалась!

Внезапно Авдохина заметила на полу лифта желтые прямоугольные кусочки картона, от которых исходило ровное мерцающее свечение. Пирожков тоже их обнаружил, и оба одновременно наклонились, столкнувшись лбами.

– Что это такое? – изумленно спросила Авдохина.

– Это мое, из кармана выпало, – соврал Пирожков, кривясь от радикулита.

– Нет, не ваше! Это у меня выпало! – Князь Пирожевский и Авдохина принялись торопливо собирать золотые карточки. У Пирожкова их оказалось три, а у Авдохиной пять. Они стали рассматривать билетики, надеясь, что это приглашения на выставку или в морской круиз, но на золотых карточках ничего не было написано.

– Хм, странно, – пробормотал князь Пирожевский, пальцем машинально прочерчивая золотую вязь.

Билетики вспыхнули, и Пирожкова с Авдохиной окутало плотным свечением. Кабинка лифта начала скрипеть и раскачиваться, и князь с продавщицей ухватились друг за друга, чтобы не упасть.

– Нам конец! – прохрипела Авдохина, решив, что лифт оборвался.

А потом их завертело разноцветным бураном, и они со стороны увидели и кабинку лифта, повисшую в межзвездном пространстве, и огромный бушующий океан, и золотистую радугу моста, по которой, дымя трубами и чихая «чух чух чух!», мчались веселые паровозы с разноцветными вагонами. Это шло время. Каждый состав был минута, а каждый вагон – секунда. Неожиданно радуга треснула. Один из составов провалился в образовавшуюся щель и исчез. К трещине, выдыхая дым, уже мчался следующий паровоз, но тут радуга снова сомкнулась, и движение времени восстановилось.

Пирожевский посмотрел ниже. В промежутке между океанскими валами обрисовывались контуры большого острова, разделенного горным хребтом.

– Наверное, лифт разбился, и мы уже на том свете. Одно хорошо, что не мучились, – сказал князь Пирожевский.

– А я плиту дома не выключила! – вздохнула Авдохина, еще крепче вцепляясь в Пирожкова.

Кабинка лифта с ее ставшими прозрачными стенками с огромной скоростью понеслась вниз, на остров.