Вторая, полненькая, с серыми глазами и копной белых волос, в которых едва виднелись маленькие, с загнутыми кончиками аккуратные кошачьи ушки, зашипела, показав мне небольшие, но острые клыки.

— Почему же? Она с нами не по крови, но по духу, — буквально промурлыкала смуглая подтянутая женщина, сверкнув зелёными глазами. Её чёрные волосы походили на поток струящейся по плечам воды, а уши, тоже кошачьи, слегка подергивались, будто в ожидании чего-то. — Я права, дочь огненного дракона?

— Зависит от того, что вы хотите услышать, — ответила я, с опаской осматривая троицу.

— Забавная, — протянула пухленькая вислоухая.

— Опасная, — добавила голубоглазая.

— Ты не случайно забрела в наш лес, золотоволосая дочь огня, — произнесла черноволосая, главная среди встреченных мною кошек, как я поняла.

Спустя полчаса все мы — я, мои спутники и ещё с десяток женщин-кошек, помимо тех, кого я встретила в лесу, сидели у некоего подобия костра.

Кошияры, как они себя называли, не признавали настоящего огня, они его боялись. Костры у них сияли клубящимися, перелива ющимися и перекатывающимися, словно клубы пара, сгустками холодной магической энергии, неизвестного мне происхождения. Каким-то неимоверным образом они запекали дичь на этом костре, несмотря на то, что от него тянуло холодом, а не теплом.

— Не удивляйся, огненная дочь гор, свет наших шкур не обжигает, он заботится о нас, — усмехнулась Самирунь, та самая черноволосая женщина, приведшая нас в своё селение.

А в следующее мгновение я поняла, о чём она говорит. Самирунь взяла преподнесённый ей другой женщиной-кошкой гребень и, склонившись над «костром» провела им пару раз по своим волосам. От её волос и зубцов гребня к переливающемуся клубку холодного пламени устремились ручейки энергии. «Огонь» заклубился и вспыхнул ярче.

— Не переусердствуй, Сами, спалишь наше угощение для гостей, — пожурила её очень полная пожилая женщина с редкими серыми волосами.

Я заметила, что одно её кошачье ухо разорвано, н о тут же отвела взгляд, встретившись с холодными серыми глазами пожилой кошки.

— Не бойся, девочка-огонь, я не стыжусь своих ран. Они были приобретены с честью и за честь, — тихо проговорила сероволосая и, перевернув дикого кабана на вертеле, отошла.

— Не обращай внимания на Жузию, она всегда такая, — улыбнулась Самирунь. — Шестнадцать лет назад она сцепилась с сильным магом, чтобы отстоять своё право решать судьбу своей крови. Её дочь, будучи глупым котёнком, вышла из леса и влюбилась в сына местного владельца земель. Мальчишка привёл её в дом и назвал своей женой, не по нашим обычаям, по своим. Жузия отреклась от дочери. Но отречённая принесла двух котят, а потом девочки пришли в лес по зову природы. Дед не пожелал их отпустить, совет матерей решил, что кровный родственник должен решить их судьбу. Одну внучку Жузия отбила, вторую не смогла. Теперь мы враждуем с местным владельцем земель, потому, что он удерживает нашу кошку силой.

— Но она же там с матерью, — растерянно проговорила я.

— Мать не всегда означает дом. Малышка Кания жаждет свободы, леса и стаи. Её мать кушима — потерявшая себя кошка. Это редкое и позорное явление. Она удерживает дочь силой, ломает её, уничтожает. Рано или поздно мы заберём свою сестру. — Глаза Самируни загорелись звериным зелёным огнём, но кошка взяла себя в руки и продолжила уже спокойным, доброжелательным тоном: — Открой мне свою боль, Фидэлика.

Я непонимающе воззрилась на неё, растерявшись от столь резкого перехода.

— Знаешь ли ты, что означает твоё имя на языке враждебного нам огня? — с грустной улыбкой спросила кошка.