|
Дракула отправился на войну, не исповедовавшись и не попросив у меня благословения. Потому мне нечего сообщить о его последних мыслях и желаниях. — Но потом, после его смерти, вы перебрались сюда, в эту пещеру, затерянную в горах, верно? Ответа не последовало. — Говорите быстрее! — грубо подстегнул отшельника Петру. После долгого пребывания в этом зале спатар горел желанием поскорее покончить с делом и убраться отсюда. — Да, я приехал сюда. — А почему вы поступили именно так? — Кардинал повернул мясистую шею и обратил взор к исповедальне отшельника. — Я думал, что в этом месте, которое Дракула так любил, смогу обнаружить отголоски его последних мыслей, не известных мне. Разве я ошибался? — Он вдруг коротко рассмеялся впервые за все то время, что находился здесь, и это прозвучало странно. — Достаточно. — Граф поднялся с кресла, повернулся и взглянул на клирика, стоявшего рядом с ним. Хорвати чувствовал себя измученным как никогда, но его единственная надежда на спокойный сон без угрызений совести, без демонов, вечно беспокоящих и обвиняющих, была связана с этим человеком. — Я снова спрашиваю ваше преосвященство, удовлетворили ли вы свое любопытство, хотите ли еще что-то узнать? Кардинал повернул голову, взглянул в единственный глаз Хорвати, в котором светилась отчаянная надежда, и ответил: — Нет, не хочу. Венгр колебался, вглядываясь в непроницаемое лицо этого невысокого полного человека. — Может быть, вы сообщите нам свое решение? — спросил он наконец, затаив дыхание, поднял руку и потер изувеченный глаз. — Сегодня ночью мы выслушали историю, полную ужасов, но в ней говорилось и о крестоносце, предводителе христианских воинов, который разил врагов Господа нашего под знаменем Дракона и погиб под ним от руки иноверца. Имя Влада Дракулы воссияло бы с новой силой, если бы Папа отпустил его грехи. Наши деньги, потраченные на новые брошюры, смогли бы преодолеть и развеять ложь, распространявшуюся о нем прежде, и слегка смягчить страшную правду. Это касалось бы репутации ордена Дракона и всех его членов. Граф замолчал. Он напряженно вглядывался в лицо кардинала, надеясь найти в его глазах хоть какой-нибудь намек на возможнее решение, но ничего не обнаружил, поэтому резко спросил: — Так что же, Гримани? Восстанет мой орден из праха или так и останется поверженным? Кардинал поднял голову, взглянул на графа, потом на молодого спатара и три исповедальни. — Ни то ни другое. Папский легат, почувствовал, как дрогнули сердца обоих воинов, и добавил: — Я не могу ничего решать. — Гримани спустился с кафедры, подошел к двери и остановился. — Если говорить начистоту, граф, то странно с вашей стороны ожидать решения прямо сейчас, после столь долгой бессонной ночи. Как можно делать выводы на основании не совсем правдоподобных, как мне кажется, рассказов?! Решение буду принимать не я. Это не моя прерогатива. Да, я представляю римскую власть, но не мне принадлежит решающий голос. Я прочту все, что было записано сегодня ночью, а потом буду иметь беседу с Папой. Именно этот разговор станет решающим. — Кардинал снова посмотрел на три исповедальни и осенил себя крестом. — Только понтифик может даровать отпущение такому великому грешнику, как Дракула. — Но могу ли я сам надеяться на прощение? — Хорвати приблизился к кардиналу. — На возрождение ордена Дракона? — Такие случаи уже бывали. |
