— Ты уже уходишь?
— Да, я должен.
Она притянула его, не давая подняться:
— Но почему? Еще так рано.
Ее сонный лепет вызвал у него улыбку. Он взял ее руку, которой она пыталась его удержать, и поднес к губам:
— У меня сегодня назначено совещание у отца, очень рано.
— Но не сейчас же. — Ева, наконец сделав усилие, проснулась окончательно.
Волосы у Александра были смешно взлохмачены, но взгляд оказался серьезным.
— Разве ты не можешь побыть со мной хотя бы час? Еще совсем-совсем рано.
Он очень хотел этого, хотел сказать, что мечтает быть с ней не час, а весь день не отходить от нее. И не смог себя заставить.
— Это будет неблагоразумно.
— Неблагоразумно? — Он увидел, как радость в ее глазах померкла. — Понимаю, ты не хочешь, чтобы тебя застали выходящим из моих комнат.
— Так будет лучше.
— Для кого?
Александр приподнял бровь. Он не привык, чтобы его так настойчиво допрашивали.
— То, что происходит между нами, пусть и останется между нами, — к нему вдруг вернулось прежнее высокомерие, — я не позволю, чтобы твое имя трепали в газетах и перешептывались за твоей спиной.
— Как это уже было с Беннетом? — Она начинала злиться. Приподнялась и села в подушках, опираясь спиной об изголовье кровати. Упрямо скрестила руки на груди. — Но я сама привыкла заботиться о своей репутации.
Александр ласково погладил ее обнаженное плечо:
— Ты, конечно, имеешь на это право. Но позволь и мне побеспокоиться о тебе.
— Обо мне или о себе?
Александр по природе был вспыльчив, но подавлял эту черту характера в течение многих лет, тренировал выдержку и теперь старался сдерживаться.
— Ева, уже пошли слухи, после того как наши фотографии после взрыва в театре появились в газетах.
Она отбросила волосы назад:
— Я не боюсь прослыть твоей любовницей.
— Ты думаешь, я стыжусь тебя?
— Ты приходишь ко мне очень поздно и уходишь до рассвета — разве это не признак того, то ты стыдишься меня и хочешь скрыть, где провел ночь и с кем?
Его рука вдруг легла на ее горло, так что она ощутила всю сдерживаемую им ярость, но спокойно встретила его взгляд.
— Никогда не произноси подобных слов. Как ты могла так подумать обо мне?
— А что я должна думать?
Его пальцы сдавили ей горло так, что она замолчала, глаза расширились, но он тут же с силой ее поцеловал, причинив боль. Она попыталась вырваться, ей хотелось не этого, хотелось нежных слов, объяснений, но его руки уже заскользили по изгибам ее тела, и бунт был подавлен. Она обхватила его за спину и ответила на поцелуй с такой же страстью.
Этот сокрушительный эмоциональный взрыв опустошил их. Они лежали рядом, не касаясь друг друга. Солнце уже начало пробиваться сквозь туманную дымку. Наконец Александр произнес:
— Я не хочу, чтобы ты из-за меня страдала.
Голос Евы прозвучал ясно и очень спокойно:
— Меня нелегко заставить страдать.
— Правда? — Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза. — Нам нужно поговорить, но не здесь и не сейчас.
— Хорошо, не сейчас.
Она осталась лежать, закрыв глаза, чтобы слышать, как он одевается, как за ним закроется дверь, но вместо этого почувствовала легкое прикосновение руки к плечу.
— Я испытываю к тебе много разных чувств, но среди них не числится стыд. Ты подождешь меня сегодня в театре? Я постараюсь быть там к шести.
Она не взглянула на него, потому что боялась, что начнет умолять остаться. |