— О, Дебора, — очень тихо вздохнул я, безусловно, понимая, что она не слышит.

Хорошо бы удалось выдавить пару слезинок, чтобы было что вытереть. Мы с покойницей, как ни крути, были довольно близки. И ее смерть была нечистой и неприятной, недостойной полицейского, забитого до смерти убийцей-маньяком. Служба спасения прибыла слишком поздно. Все кончилось задолго до того, как кто-то смог приехать. И все же своим примером самоотверженной смелости она показывает, как коп должен жить и умереть. Я цитирую, конечно, но в этом суть. Очень хорошо звучит, достаточно трогательно, если у вас внутри есть что трогать. Тронутый молчаливой отвагой офицеров в чистой синей форме и плачем гражданских лиц, я не мог сдержаться.

— О, Дебора, — вздохнул я, на сей раз чуть громче, почти с настоящим чувством. — Дорогая моя Дебора.

— Заткнись ты, баран! — прошептала она и крепко ткнула меня в бок.

Она на самом деле неплохо выглядит в новом обмундировании — наконец-то сержант. Это самое малое, что они смогли сделать для Деборы, дабы оценить ее колоссальную работу по поиску, идентификации и почти поимке Потрошителя из Тамиами. Имея его словесный портрет, беднягу — моего старшего брата — все равно найдут, рано или поздно, разумеется, если он сам не найдет их. А после того как мне так насильственно напомнили, что семья — это настолько важно, я правда надеялся, что он сможет остаться на свободе. И Дебора была бы при деле, особенно после повышения по службе. Она на самом деле старается простить меня, она уже больше чем наполовину убеждена в правоте Мудрости Гарри. В конце концов, мы ведь тоже семья, не так ли? После всего происшедшего не такой уж большой скачок — принять меня таким, кто я есть, а? Все ведь складывается, как должно складываться. Как оно всегда на самом деле и было.

Я снова вздохнул.

— Хватит, — прошипела Деб и кивнула на дальний конец одеревенелой шеренги копов из Майами.

Я покосился в ту сторону; на меня, не мигая, смотрел сержант Доукс. За все время церемонии он не отвел от меня глаз, даже тогда, когда бросал свою горсть земли на гроб детектива Ла Гэрты. Он выглядел настолько уверенным, что в действительности все не так, как кажется. Наверняка теперь Доукс будет следить за мной, пофыркивая, идти по следу, как пес, каковым он по природе является, чихать над отпечатками моих следов, облаивать и загонять меня за то, что я делал и буду, совершенно естественно, делать дальше.

Я сжал руку сестры, а другой рукой нащупал в кармане прохладный острый край двойного стеклышка препарата — на нем покоилась маленькая сухая капелька крови, которая не уйдет в могилу вместе с Ла Гэртой, а останется на моей полке. Это меня успокаивало, и наплевать на сержанта Доукса и на то, что он думает или делает. Какое мне дело? Он не может контролировать себя или свои действия больше, чем кто-то еще. Он придет за мной; в самом деле, что еще ему остается?

Что любой из нас может сделать? Все мы так беспомощны, и в объятиях наших тихих внутренних голосов что мы на самом деле можем сделать?

Мне вправду хотелось, чтобы я смог обронить слезу. Все было так здорово. Таким же прекрасным будет следующее полнолуние, когда я наведаюсь к сержанту Доуксу. И все пойдет так, как раньше, как всегда было под этой прекрасной и яркой луной.

Восхитительной, толстой, музыкальной и красной луной.