Пришлось импровизировать, брать ответственность на себя, рисковать. Дантанна был уверен, что именно благодаря ему орден занимал надлежащее место при дворе. Но потом на Вангард обрушились орды наемников с севера — по приказу старца Беддена.

— Твое лицо как открытая книга, глупец! — произнес маг. — Так, значит, это правда.

— Да, госпожа Гвидра спит с абелийцем, — признался Дантанна.

— И ты допустил такое!

Монах не мог согласиться с обвинением.

— Именно. Их отношения развивались на твоих глазах, и ты их не пресек.

— У любви свои законы, старец. Разумеется, я пытался повлиять на Гвидру, но сердцу не прикажешь, и…

— Ты мог убить этого абелийца.

От таких слов у Дантанны перехватило дыхание.

— Неужели ты не понимал важности происходящего?

— Конечно, понимал, учитель.

— Тогда почему же ты до сих пор не сделал того, что велит долг? Почему порочная связь длится столько месяцев? И почему этот нечестивец все еще топчет землю?

— Ты предлагаешь мне убить человека?

— Разве ты не был обучен волшебному искусству отравления? Или думаешь, что тебя учили этому просто так, ради твоего удовольствия? — допытывался Бедден.

Монах беспомощно качал головой, подбородок его трясся.

— Неужто ты не в состоянии покончить с одним-единственным юнцом в рясе?

— Я не убийца, — прошептал Дантанна.

— Убийца! Ха! — фыркнул старец Бедден и, подойдя к краю ледника, посмотрел вниз, на туманную поверхность озера, от которой его отделяла тысяча с лишним футов. — Каким скверным словом ты называешь благородное деяние. Сколько жизней мог бы спасти жрец Дантанна, если бы собрался с духом и выполнил свой долг! Да понимаешь ли ты, болван, что, не соблазни абелийский еретик леди Гвидру, кровопролития можно было бы если не избежать вовсе, то уж точно уменьшить количество жертв?

— Мы могли и не развязывать войну, — отважился возразить Дантанна.

— Неужели? — гневно отозвался старец, оборачиваясь. — И преподнести на блюдечке абелийским отщепенцам души тысяч вангардцев?

— Мы не должны решать за них…

— Замолчи! — оборвал его старец Бедден и устремил взор на юг. — Ты провалил задание, от которого зависело столько жизней, упустил единственный шанс обойтись без многолетних распрей и убийств. Страдания, смерть, реки крови — все это на твоей совести, потому что тебе не хватило мужества нанести всего один удар.

— Ты не можешь говорить это всерьез, — выдавил Дантанна.

— Впрочем, мне следует поблагодарить тебя, — неумолимо продолжал Бедден, будто не слыша. — Древнейшие пожелали увидеть в моем вещем колодце сцены битвы в Пеллинорской часовне. Крики, плач — это было великолепно, право слово.

— Как ты можешь так говорить? — превозмогая страх, чуть слышно проговорил Дантанна.

— Мужчины, плачущие как младенцы! Женщины, осознавшие свою ересь и рыдающие в предчувствии, что поплатятся за грехи собственными детьми! Что может быть прекраснее торжества справедливости! — со смешком воскликнул старец Бедден. — А знаешь, каков самый главный трофей Пеллинора? — спросил он, резко обернувшись и дико глядя на онемевшего монаха. — Пленники! Сотни пленников, связанных друг с другом, в это самое время вереницей направляются сюда.

Дантанна поглядел на великанов, неторопливо забивавших очередной клин, на перекладину с ледниковыми троллями, на капельки их крови, покрывавшие лед.