— Вангард — это страна. Без нас она пуста, — возмутился Доусон. — Какая польза альпинадорцам от голой земли? Зачем вообще эта война?

Гвидра кивнула в знак понимания. Внутренняя логика подсказывала ей, что, хотя старец Бедден и натравливает на Вангард монстров и варваров, на самом деле он не хочет изгонять вангардцев из их земель и охотиться за ними по всему заливу Короны.

— Старец Бедден и его ученики не собираются устраивать богослужения для гоблинов и троллей, равно как и для альпинадорских варваров, у которых есть свои боги, — сказал Доусон.

— Которые не слишком отличаются от самхаистских божеств, — напомнила Гвидра.

— Да, но вряд ли Данамарга или какой-нибудь другой вождь добровольно отдаст бразды правления жалким священникам Беддена.

— Значит, весь смысл войны только в том, чтобы преподать мне урок, — отозвалась Гвидра.

Доусон промолчал. Трудно было с этим не согласиться.

— Смысл в том, чтобы прогнать абелийцев обратно на юг и закрепить Вангард за самхаистами, — добавил он. — Мы все, включая правительницу Гвидру, заложники войны религий. Она не закончится, когда Бедден выдворит врага из Вангарда. Старец прекрасно знает, что Делавал и Этельберт отдались абелийцам с потрохами, и это очень его злит. Сначала он очистит Вангард, затем использует нас, чтобы через залив добраться прямо до часовни Абеля. Прошу прощения, госпожа, но в такой войне я участвовать не желаю.

Его взволнованный тон не мог не вызвать озорную улыбку на лице леди Гвидры, которая так шла угловатым чертам ее лица и напоминала Доусону о том, насколько красива эта уже немолодая женщина. Прошлый год принес немало волнений, и потому теплая и ободряющая, полная достоинства, но не снисходительная и совершенно обезоруживающая улыбка вангардской правительницы редко освещала ее лицо.

То, что эта улыбка не смогла привлечь на их сторону вождя Данамаргу, говорило о многом: о власти старца Беддена и еще больше — о расстановке сил в войне.

— Что ж, дадим старцу Беддену бой, которого он желает, — произнесла Гвидра, устремив взгляд на юг. — И сами выберем место сражения.

— Армия состоит из переселенцев, — пробормотал Доусон.

— Думаю, пора хонсейцам обратить взор на гостеприимный и прекрасный север, — кивнула дама. — Доходят слухи, что Палмаристаун стал прибежищем крыс и прочего сброда. Еще поговаривают, что часовня Абеля принимает беженцев. А у нас столько земли не хуже, чем в других областях залива Короны, готовой принять всех, кто ищет лучшей доли.

— Все мужчины на войне, потому и деревни пустуют, если только их не сровняли с землей, — напомнил Доусон, но Гвидра не смутилась.

— Такова жизнь, — отозвалась она. — Те, кто придет сражаться за Гвидру, будут отстаивать и свой завтрашний день. Оставшись на юге, они неминуемо попадут в армию либо Делавала, либо Этельберта. Каков бы ни был исход той войны, разве семьи этих солдат в чем-то выиграют? Ни в Палмаристауне, ни в любом другом городе ничего не изменится. Эти помещики — два сапога пара. Они воюют только за собственную выгоду, а никак не ради процветания или безопасности народа. А здесь собрались враги моей армии — гоблины и ледниковые тролли.

— И люди, — заметил Доусон.

— Варвары, — поправила Гвидра. — Какие же они собратья народу Хонсе? Нельзя так называть и тех, кто при малейшей опасности переметнулся во вражеский город.

По всей видимости, у Доусона не осталось возражений.

— На заливе штиль, корабли ждут, — Гвидра глядела на него в упор и победоносно улыбалась.