После смерти Чески ей отчаянно хотелось поговорить с Дэвидом, потому что только он один мог бы понять, в каком она отчаянии. Она потеряла обоих своих детей, и даже притом что для ее несчастной, измученной дочери, возможно, было облегчением вырваться из темницы своего искаженного разума, ее саму буквально пожирало горе потери своего прекрасного ребенка, которого она так обожала, и так скоро после того, как воспоминания об этом вернулись к ней.

Но Грета была совершенно твердо убеждена в том, что не должна больше висеть на Дэвиде. Лишь после того, как она снова обрела свое прошлое, она увидела и поняла, кем он был и сколько всего делал для нее все эти годы. Теперь же, даже притом что он был нужен ей как никогда, она должна была его отпустить.

Следующая неделя ползла мучительно медленно. Выждав немного времени после унылой после рождественской недели, Грета написала Дэвиду письмо, в котором искренне благодарила его за всю его помощь и рассказывала, что Ческа мирно скончалась. Она написала и Аве, желая объяснить и ей, что ее мать не страдала в свои последние минуты и что она передавала ей свою любовь.

«От меня тебе никогда не было много толку, но, как я и сказала перед отъездом из Марчмонта, если я понадоблюсь, когда родится малыш, я буду очень рада помочь всем, чем только смогу», – написала она.

Получив письмо, Дэвид немедленно позвонил ей, спросил, как у нее дела, и сказал, что она оказалась права – у Авы близнецы. Грете понадобились все силы, чтобы сказать ему, что у нее все хорошо и она, следуя его совету, организует себе новую, полную заботами жизнь. Он пригласил ее пообедать в «Савое» через пару дней, но она отказалась, сказав, что у нее уже есть планы на выходные, но что она вернется во второй неделе февраля и тогда они смогут увидеться. Ава тоже ответила ей письмом, в котором жаловалась, что она теперь прикована к дому приказом доктора и что она надеется, Грета сможет приехать к ней после родов.

Грета бесконечно убирала и без того сияющую квартиру, пекла кексы, которые было некому есть, и записалась на классы йоги в ближайшем спортивном центре. Она начала вязать кофточки, чепчики и пинетки, точно так же, как делала много лет назад для своих детей в Марчмонте, чтобы заполнить время. Еще она связала две шали, сложила все в большую коробку и отослала Аве.

Она справится, сказала она себе. Просто на это потребуется время.

Наконец январь сменился февралем, и от Саймона пришли новости, что она стала прабабушкой. Ава родила мальчика, Джонатана, и девочку, Лауру.

– Пожалуйста, скажи ей, что я ужасно рада, хорошо, Саймон? И конечно же я буду рада помочь всем, чем могу. Я знаю, как тяжело с двумя, – сказала она. Потом, повесив трубку, расплакалась от радости – а также от горя, что Ческа так никогда и не сможет увидеть своих внуков.

Через несколько дней, когда она, с тарелкой на коленях, смотрела за ужином сериал, зазвонил телефон.

– Бабушка?

– Да. Ава, дорогая, как ты? Я тебя поздравляю!

– Спасибо. Думаю, ты можешь представить, как я, потому что сама прошла через это. Невыспавшаяся, замотанная и чувствую себя какой-то молочной машиной. – Ава вздохнула. – Но счастливее, чем была когда-либо в своей жизни.

– Я так рада, дорогая. Ты же знаешь, я так любила своих малышей.

– И Мэри так говорит. Она сказала, ты была чудесной матерью.

– Правда?

– Да. И, между прочим, спасибо за эти великолепные шалии за все остальное. Ты не представляешь, как это все пригодилось. Тут дико холодно, и Лаура, и Джонатан постоянно срыгивают. Ты такая умница. Жаль, что я сама не умею вязать.

Грета улыбнулась.

– Я могу тебя научить, если захочешь, как меня саму когда-то научила ЭлДжей. Это легко.

– Ну, и тут такое дело… Если честно, сейчас мне ни до чего, а будет еще труднее, когда я снова выйду на работу, что я хочу сделать через пару месяцев или около того.