В жилах слились вся его сила и вся его беспомощность.

– Я еще огольцом был, – сказал он, – когда читал сочинения Шекспира. Какую-то малость я раскумекал. Сдается мне, я во всем могу раскумекать только самую малость.

– Литература, – ответствовал пришелец, – это величайшее утешение для людей, – ну, правда, есть еще одно-два других.

– На, ешь, – сказала молодая женщина, собирая с тарелок обглоданные кости и бросая их в открытую дверь собаке.

Ее угнетала печальность этой ночи и то, что души этих двух мужчин ушли от нее и даже не бросали ей объедков. Та поэзия, что возникала за словами, была доступна только им двоим. У пришельца, когда он стал рассказывать об Эфиопии и Заливе, заалел нос. А такое настроение мужа она подмечала уже раза два, и оно вызывало в ней уважение и смутную зависть.

– Да, – продолжал пришелец, – может, это и не единственное и не главное утешение, но оно заслуживает почтительнейшего отзыва. Хорошее чтение имеет много преимуществ, хотя некоторые предпочитают во весь голос распевать псалмы либо достать с полки бутылочку. Вы сами убедитесь, – добавил он. – Уж поверьте мне.

Он прикончил ром.

– С другой стороны, вы в несколько особом положении.

Слушая слова гостя и чувствуя, что снова попала в фокус внимания мужчин, Эми Паркер обошла стол и прислонилась к мужу. Ее ладонь скользнула по волоскам на его руке возле локтя.

– Это почему? – спросила она.

– Потому, что вас еще не коснулась рука всемогущего. Вас не били по голове, не спускали с лестницы, не плевали вам в лицо. Понятно?

Он не только пьян, этот старик, он, кажется, еще и не в своем уме, подумал Стэн Паркер. Чувствуя плечом тепло жены, он знал, что ни то, ни другое состояние ему не грозит.

– Все молодые супруги растительного пола, – сказал пришелец. – Они в счет не идут. Кабачки и тыквы. Плюх в постель и давай миловаться.

– Такому, как вы, в самый раз библии продавать, – усмехнулась молодая женщина.

– Такие и не такие для всего в самый раз, – зевнул гость, скривив рот на сторону. – А если говорить о библиях, то во мне пылал такой огонь, вы даже не поверите. Ослепительный. Да, да. Только это было недолго.

Волосы его, несколько унылых прядей, свисали на лицо. Муж и жена сидели, прижавшись друг к другу. Это верно, их мало что трогало. Их лица золотисто лоснились от скрытого довольства.

– А теперь, с вашего позволения, я где-нибудь прикорну, – сказал гость, ослабляя пояс на брюках. – В голове такое круговерчение, что впору только растянуться. Славненькая какая у вас штучка.

Штучку он вертел в пальцах, дотянувшись до полочки над очагом.

– Это, – сказала женщина, – серебряная терочка для мускатного ореха, мне ее подарили на свадьбу.

– А, свадьбы! Как мы стараемся застраховать себя!

Его поместили снаружи, на двух-трех мешках. Он мгновенно заснул.

Над бессмертными деревьями уже взошла неистовая луна. Продолговатое строение заливал лунный свет. Огонь в очаге обратился в угли, пламя уже не одухотворяло человеческую плоть, и потому все то поэтическое, что пытался постигнуть человек, стало сущим вздором. Привычка взяла верх: мужчина и женщина спокойно раздевались, готовясь лечь спать. Лежа спиной друг к другу, они знали, что будет дальше. Они знали, что руки их встретятся. Они услышали, как знакомо вздохнула постель.

– Эми, – шепнул он в щеку жены.

Тишина состояла из множества звуков.

– Тсс-тсс… – произнесла она. –Там же этот старикашка за окном.