— Но как же вы перебрались через реку? — Это спросил герцог Ньявин из Сереша; он был явно потрясен и страшно заинтересован. Да, теперь Дьярмуд действительно своего добьется, Кевин это видел отлично. Первая его серьезная ложь теперь быстро скрывалась под толстыми слоями правды.

— Всего-то благодаря стрелам Лорина и крепкой веревке. Только вы ему не говорите! — Дьярмуд легкомысленно улыбнулся, хотя кинжал по-прежнему торчал у него из плеча и рана, видимо, причиняла ему значительные страдания. — Не то я никогда не узнаю, чем закончилось наше сегодняшнее собрание.

— Слишком поздно, он уже здесь! — послышался от дверей чей-то голос.

Все обернулись. В дверях стоял Лорин в своем знаменитом плаще, переливавшемся всеми оттенками серебра. И рядом с ним был тот, кто произнес эти слова.

— А теперь помолчите, — сказал Лорин Серебряный Плащ. — Я привел к вам Дважды Рожденного. Это о нем говорилось в пророчестве. Перед вами Пуйл-чужеземец, вновь вернувшийся к нам Повелитель Древа Жизни.

Лорин едва успел закончить эту фразу, как раздался дикий вопль, и ясновидящая Бреннина бросилась к Полу Шаферу. И одновременно с этим послышался еще один крик — с балкона для музыкантов спрыгнул Кевин Лэйн, с грохотом ударился об пол, вскочил и тоже бросился к своему другу, продолжая орать от радости и немыслимого облегчения.

Ким успела первая; она так обнимала Пола, словно решила задушить его, впрочем, и он обнимал ее с неменьшей силой. На глазах Ким блестели слезы радости, и она знала, что сияет, как полная идиотка, но ей было на это наплевать. Наконец она отступила в сторону, уступая место Кевину.

— Дружище! — сказал Пол и улыбнулся.

— С возвращением! — откликнулся Кевин, и вся знать Бреннина в почтительном молчании увидела, как двое друзей сжали друг друга в объятиях.

Потом Кевин чуть отступил назад, глядя на Пола с нежностью. Глаза его сияли.

— Ты справился! — сказал он. — И душа твоя теперь чиста, верно?

— Верно, — улыбнулся Пол.

И Шарра, глядя на этих двоих со смущенной душой, но ничего не понимая, увидела, что Дьярмуд подошел к ним и в глазах его светится чистая, ничем не замутненная радость.

— Пол, — сказал он, — до чего же неожиданную и яркую нить сумел ты вплести в наш Гобелен! Мы ведь тебя уже оплакивали.

Шафер кивнул:

— Я знаю. Мне очень жаль, что твой отец умер.

— Наверное, пришла его пора, — сказал Дьярмуд, и они тоже крепко обнялись. И тут примолкший зал вздрогнул от немыслимого грохота, донесшегося сверху: друзья Дьярмуда ревели от восторга и стучали о перила своими мечами. Пол поднял руку, приветствуя их.

А потом настроение в зале совершенно переменилось: вперед снова вышел Айлерон и остановился перед Полом, а Дьярмуд чуть отступил.

Казалось, целую вечность они глядели друг другу в глаза. И лица у обоих оставались одинаково непроницаемыми. Никто из присутствующих не мог знать, о чем говорили эти двое в Священной роще две ночи назад, но в зале воцарилась такая напряженная тишина, что ее, казалось, можно было пощупать. И что-то чрезвычайно важное чувствовалось в этой тишине.

— Слава Морниру! — промолвил наконец Айлерон и упал перед Полом на колени.

И мгновение спустя все в зале, кроме Кевина Лэйна и трех женщин, сделали то же самое. Пытаясь справиться с поднявшейся в душе бурей чувств, Кевин вдруг понял одну простую истину: вот так Айлерон и поведет всех за собой — ясной и действенной силой собственного примера. Даже Дьярмуд, ни секунды не колеблясь, последовал примеру брата.