Одновременно будущие террористы еще нуждались в ободрениях своего начальника, потому что их внедрение в египетское общество шло не так легко, как представлялось вначале. Найти работу было не так трудно, но им противно было заводить контакты с населением и особенно с женщинами. Им противны были их раскованность, откровенность и влиятельность. По их мнению, эти самки должны были сидеть взаперти дома и слушаться своих мужей. И, кроме того, личность фараона была еще очень популярна. От него ожидали справедливости и процветания. Только что Сесострис сумел добиться обильного паводка, который надолго отодвинет призрак голода, а его новая администрация пользовалась репутацией честной и строгой.
Есть отчего впасть в уныние, но это состояние духа Провозвестнику знакомо не было.
— Не лучше ли, — в конце проповеди предложил один ханаанин, — вернуться домой, поднять наш край и ударить по Дельте?
Провозвестник заговорил с ним мягко, как если бы перед ним был слабоумный.
— Я и сам предпочел бы это решение. Но одержать быструю и полную военную победу отныне невозможно. Оккупационная египетская армия в зародыше задушит любую попытку бунта. Стало быть, нам нужно бороться изнутри, научиться жить здесь, узнавать глубже врага, его повадки и слабые стороны. Это — долгий и трудный путь, но я помогу вам — тебе и твоим товарищам.
Жилище ливанца было не слишком далеко от дома, где поселились ханаане, но Провозвестник выбрал запутанный и долгий маршрут, который уводил в сторону.
— Разойдемся в разные стороны, — сказал он Бешеному. — Дай мне уйти вперед, а сам спрячься.
— Если бы за нами следили, я бы увидел, но я ничего не заметил!
— Тот, кто следит, делает это ловко.
— Мне убить его?
— Нет, ограничься тем, что рассмотри его хорошенько и убедись в том, что он один.
Бешеный недоумевал. Кто мог их выследить? Между различными ячейками сетей Провозвестника существовали непроницаемые границы, и только он один знал их целиком. Что касается членов этих ячеек, то они, все без исключения, были яростными врагами Египта. Ни один изменник не смог бы проникнуть внутрь.
Бешеный прилег под навес и прикинулся спящим.
В конце кривой улочки он заметил ханаанина, который предлагал вернуться домой, — того, которого убеждал Провозвестник!
Ханаанин бежал, потом остановился, потеряв след, вернулся и пустился бежать по самой узкой улочке. За ним никто не шел.
Бешеный пошел за ним следом.
По всей вероятности, ханаанин потерял след Провозвестника. В сомнении он не знал, в каком направлении двигаться дальше.
В досаде он свернул налево.
Бешеному послышался странный звук, похожий на свист ветра в оперении сокола, когда тот стремглав падает на добычу. Провозвестник, возникнув вдруг ниоткуда, положил свою руку на голову ханаанина, который взвыл от боли, как если бы когти хищной птицы вонзились в его кожу.
— Ты меня искал?
— Нет, нет, господин... Я прогуливался!
— Врать бесполезно. Почему ты меня выслеживаешь?
— Уверяю вас, что я...
— Если ты откажешься говорить, я вырву тебе глаз. Боль непереносима. А потом я вырву тебе другой, и будет еще больнее.
В ужасе ханаанин признался.
— Я хотел узнать, куда вы идете и с кем встречаетесь.
— По приказу кого?
— Никого, господин, никого! Я не понимал, почему вы не хотите сформировать ханаанскую армию. Кроме того, я вас подозревал в том, что вы находитесь на службе у Египта, чтобы уничтожить наше движение сопротивления.
— А, может быть, это ты скорее состоишь на службе у фараона?
— Нет, я клянусь вам, нет!
— Это твой последний шанс сказать правду. |