|
И снова вперед выступил человек с огнетушителем, снова нажал на рычажок, снова ударила струя углекислоты, снова пламя дрогнуло, рассыпалось искрами и погасло, задушенное коричневато‑белым пузырящимся покрывалом... Эта процедура повторялась опять и опять. Заученные движения ее участников, клубы дыма, яркий свет прожекторов, сыплющиеся вокруг искры все это напоминало таинственные обряды давно сгинувших зловещих культур, где жрецы совершали кровавые жертвоприношения у огненного языческого алтаря. Мне стало ясно, что Свенсон прав: при такой изматывающей, но вынужденно неторопливой работе пожарников сбить огонь за четыре часа было бы великолепным достижением. Только вот какой воздух будет на «Дельфине» к тому времени?.. Я постарался отогнать от себя эту мысль.
Человек с огнетушителем, это был Рейберн, заметил нас, оторвался от дела и провел меня сквозь переплетение труб и конденсоров туда, где свалился Рингман. Он лежал на спине, не двигаясь, но был в сознании: под защитными очками я заметил, как мечутся его зрачки. Я наклонился к нему, прижался маской к его маске. – Нога? – крикнул я. Он кивнул. – Левая? Он снова кивнул, потом осторожно потрогал больное место чуть выше колена. Я открыл медицинскую сумку, достал ножницы и вырезал ему дырку на рукаве. Теперь шприц – и через две минуты Рингман уже спал. С помощью Ролингса я наложил шины и кое‑как перевязал больному ногу. Двое из них помогли нам поднять его по трапу, а там уже мы сами с Ролингсом потащили его по коридору над реакторным отсеком. Вот теперь я ощутил, что дышать мне нечем, ноги подкашиваются, а тело обливается потом. Едва очутившись в центральном посту, я стащил защитную маску и принялся неудержимо кашлять и чихать, из глаз ручьем потекли слезы. За те несколько минут, что мы отсутствовали, воздух здесь страшно ухудшился. Свенсон обратился ко мне: – Спасибо, доктор. Как там дела? – Очень плохо. Терпеть можно, но с трудом, Я думаю, десяти минут для смены пожарников больше чем достаточно. – Пожарников у меня полно. Пусть будет десять минут. Пара коренастых матросов отнесла Рингмана в медпункт. Ролингсу было приказано отправляться отдыхать в сравнительно чистой атмосфере матросской столовой в носовой части корабля, но он предпочел задержаться в медпункте. Взглянув на мою перевязанную руку, заметил: – Три руки лучше, чем одна, даже если две из них принадлежат Ролингсу. Бенсон метался по койке, что‑то временами бормотал, но по‑прежнему находился без сознания. Капитан Фолсом спал, причем очень глубоко, это меня удивило, но Ролингс пояснил, что в медпункте нет аварийной сигнализации, а дверь звуконепроницаемая. Мы устроили Рингмана на операционном столе, и Ролингс большими хирургическими ножницами разрезал ему левую штанину. Дело обстояло не так уж и плохо: треснула большая берцовая кость, ничего сложного. С помощью Ролингса мне удалось наложить фиксирующую повязку. Я даже не пытался поместить ногу больного в вытяжку, пусть это лучше сделает Джолли, когда придет в себя, у него обе руки в порядке. Мы как раз закончили дело, когда зазвонил телефон. Ролингс быстро поднял трубку, чтобы не разбудить Фолсома, коротко переговорил. – Центральный пост, – сообщил он. По его окаменевшему лицу я понял, что новость, которую он собирается мне сообщить, не принесет радости. – Это вам передали. Насчет Болтона, того больного в дозиметрической лаборатории, которого перенесли вчера со станции «Зебра». Так вот, он умер. Около двух минут назад... – Он сокрушенно покачал головой. – О Господи, еще одна смерть!.. – Нет, – уточнил я. – Еще одно убийство.
Глава 11
“Дельфин" превратился в ледяную гробницу. В полседьмого утра, через четыре с половиной часа после начала пожара, на корабле был только один мертвец – Болтон. |
