Именно офицеры штаба в Деберице первыми заметили вторжение армады «Ланкастеров» в воздушное пространство Германии. Именно им предстояло принять решение о перехвате. Однако ночью 13 февраля 1943 года они оказались в очень сложной ситуации. Прежде всего, имевшаяся у них информация была крайне скудной: даже обычные пункты перехвата сигналов с радаров противника, которые засекали настройку и проверку радиолокационных установок по утрам перед полномасштабными атаками, были теперь заглушены завесами, а цепь пунктов раннего оповещения вдоль побережья Ла-Манша давно попала в руки англичан. Затем, когда угроза начала материализовываться в промозглый вечер 13 февраля 1945 года, лишь 244 бомбардировщика показались из-за завесы на радарах. Проблема, стоявшая перед операторами, выражалась не столько вопросом, куда направляются эти бомбардировщики, сколько попыткой понять, как собирается маршал Артур Харрис задействовать другие 750 бомбардировщиков, используемых для массированных налетов.

По мере того как строй «Ланкастеров» все сильнее углублялся в Центральную Германию, а вскоре к ним присоединились еще триста «Галифаксов», направленных в Белен, смысл операции начал проясняться. Но приказ на вылет для эскадрилий перехватчиков в Центральной Германии был отдан только в тот момент, когда стало окончательно понятно, что третий строй красных отметок на экране из матового стекла – не привычный беспокоящий рейд на Берлин, а массированная атака либо на Лейпциг и Хемниц, либо на Дрезден. Операторы справедливо решили, что прямая угроза нависла над одним из саксонских городов.

Сирены оповещения зазвучали в Дрездене в 21.51. Примерно в 21.55 на авиабазу в Клоцше поступил приказ поднять в воздух эскадрилью ночных истребителей. Но к тому времени было слишком поздно, маркировка городских объектов передовым соединением «Ланкастеров» уже начиналась.

Один из пилотов ночных истребителей «Ме-110», разместившихся в Клоче, описывал 13 февраля в дневнике как «самый печальный день» в его карьере. Вечером его и двадцать шесть других летчиков подняли по тревоге. Истребителям понадобилось полчаса для того, чтобы достичь высоты, необходимой для атаки. Они кружили над аэродромом в 8 километрах от Дрездена. Расчеты легких зенитных орудий на самом аэродроме все больше нервничали по мере того, как гул приближающейся армады бомбардировщиков эхом отдавался из-за горизонта. Когда один из прожекторов поймал лучом «Ланкастер», идущий на довольно малой высоте, все орудия открыли по нему огонь. Бомбардировщик рухнул, объятый пламенем. То был единственный успех немецких зенитчиков в течение ночи.

Три «Ланкастера» из двух эскадрилий первой волны были оборудованы как самолеты спецсвязи. Перед ним стояла задача передавать указания от головного «Москито» по азбуке Морзе другим самолетам соединения, если установленный на головном истребителе-бомбардировщике радиопередатчик выйдет из строя или возникнут помехи. Кроме того, они поддерживали связь с авиабазой группы в Англии для обмена данными по уточненным прогнозам погоды и направлениям ветра. В налете на Дрезден все три «Ланкастера» связи были выделены 97-й эскадрильей. В одном из них был установлен специальный проволочный самописец, чтобы производить постоянную запись развития атаки. Запись представляли на экстренное рассмотрение для оценки, необходимой при планировании последующих авианалетов на Дрезден. Командование бомбардировочной авиации Королевских ВВС продолжало учиться на ошибках и расширяло арсенал тактических приемов.