Вообще-то ради подобных находок я и дерзнул обыскать биомеха. И все равно обнаруженная мной улика оказалась весьма неожиданной. При виде нее у меня поневоле екнуло сердце, а с языка сорвалось ругательство. Я рассчитывал найти здесь обломки мерлиновских видеокамер, но отыскал кое-что гораздо более значительное. И уже не вызывающее сомнений в том, кому принадлежала эта вещь, прежде чем ее подобрал Сварщик.

Антикварные очки с круглыми золотистыми стеклами и тонкой стальной оправой!

Любой житель планеты, который видел хотя бы один из репортажей Пожарского либо телепередачу о нем, мог бы без труда опознать эти очки. Будучи довольно скромными на вид, они тем не менее давно обрели всемирную известность. Как и многие другие очки, которые стали непременным атрибутом портрета их прославленного владельца. Такого, как Махатма Ганди, Джон Леннон, Вуди Аллен, Гарри Поттер, наконец… Семен Пожарский имел шанс войти в историю не только как выдающийся исследователь Пятизонья, но и как последний знаменитый очкарик Земли. Ныне, в век нанотехнологий и продвинутых медицинских имплантов, такие оптические анахронизмы носят единицы. А среди популярных личностей вроде Мерлина очками в медицинских целях, насколько я помнил, уже не пользовался никто.

Я аккуратно подобрал находку с полки и осмотрел ее, отметив, что от волнения у меня подрагивают пальцы. Обе линзы и оправа были целы, разве только на последней виднелись свежие царапины, оставленные, судя по всему, манипулятором Сварщика.

Хотя нет, ошибаюсь: стекла также претерпели метаморфозу – не столь заметную, но довольно странную. Золотистое покрытие на них было вовсе не потерто, как показалось вначале, а испещрено мельчайшей сеткой тонких и глубоких царапин. Каждая из них была едва различима невооруженным глазом, но вместе они составляли сложный, геометрически правильный узор. Причем на ощупь поверхность линз осталась гладкой.

Безусловно, эти дефекты возникли не случайным образом, а были нанесены искусственным путем и пока с неясными мне целями. Одно могу сказать точно: прежде на очках у Мерлина ничего такого не наблюдалось. Но даже не имей царапины к его исчезновению ни малейшего отношения и возникни по любой другой причине, Пожарский не стал бы выбрасывать испорченную вещь. Он был опытнейшим сталкером и никогда не оставлял за собой лишних следов. А тем паче таких, какие красноречиво указывали бы на то, чья группа тут проходила.

Мое изучение улики было прервано резким гудком, донесшимся с западного края впадины. Оттуда, куда шагал сейчас авторемонтник. Сирена звучала не так громко, как в случае опасности протрубил бы Сварщик, и вообще не походила на тревожную. Это был скорее сигнал приветствия от приближающегося к нам биомеха. И судя по ярко выраженному «автомобильному» тону гудка, на встречу со Сварщиком ехал крупный носорог – один из сотен раскатывающих по Пятизонью мутировавших грузовиков.

Эх, не вовремя же он нарисовался! Прибыть бы ему минут на пять позже – тогда, когда я добежал бы до берега, – и все сложилось бы просто замечательно. Но нет, госпожа Удача продолжала выписывать передо мной пируэты, раз за разом поворачиваясь ко мне то лицом, то, извините, задницей. А иначе как еще объяснить нахождение мной важной улики и следом за этим – утрату шанса по-тихому с этой уликой улизнуть?

Да, я тоже слышал теорию о том, что жизнь есть бесконечное чередование светлых и темных полос. Но когда она вдруг окрасилась для меня в мелкую и частую черно-белую полосочку, невольно возник вопрос, во что она – сука-жизнь, – все-таки одета? Это больше походило на арестантскую робу. Ту, которую носят узники, приговоренные к смертной казни.

Я пока не намеревался сводить счеты с собственной жизнью. Ни сегодня, ни как минимум еще полвека. И потому при звуках приближающейся сирены шмыгнул в щель между бункерами и притаился там, высунув наружу лишь свой единственный глаз. Хочешь не хочешь, а ситуацию нельзя упускать из-под контроля ни в коем случае.