Теплое пиво я всегда терпеть не мог и ненавижу хлебать его из бутылки. Меня бесит, когда приходится пить из бутылки. Лучше уж не пить вовсе.

– Давайте кое‑что проясним, – сказал я. – Это не мое правительство. Я ненавижу нацистов. И будь у вас хоть капля здравого смысла, вы тоже ненавидели бы их. Это кучка чертовых брехунов, ни единому их слову верить нельзя. Вы верите в свое дело. Это замечательно. Но в Германии мало во что стоит верить. Разве только в то, что пиво всегда следует подавать холодным и с высоченной шапкой пены.

Полкес переводил мои слова, и, когда он закончил, Голомб закричал что‑то на иврите. Но я еще не завершил своей обличительной диатрибы.

– Желаете знать, во что верят нацисты? Люди вроде Эйхмана и Хагена? В то, что ради Германии можно мошенничать. Ради нее можно лгать. И вы – чертовы простаки, если считаете по‑другому. Даже теперь эти два нацистских клоуна готовятся встретиться в Каире с вашим другом, великим муфтием. Они заключат с ним сделку. А потом, на другой день, заключат сделку с вами. После чего отправятся обратно в Германию и станут выжидать, какая из двух больше понравится Гитлеру.

Появился бармен с тремя кружками холодного пива, поставил их на стол.

– Думаю, – улыбнулся Полкес, – ты понравился Элиаху. Он хочет знать, зачем в Палестине ты. С Эйхманом и Хагеном.

Я рассказал им, что я частный детектив и про поручение Пауля Бегельмана.

– Так что теперь вам известно, тут нет ничего благородного, – заключил я. – Мне просто щедро платят за труды.

– Ты не кажешься мне человеком, который действует исключительно ради выгоды, – заявил Голомб через Полкеса.

– Я не могу позволить себе иметь принципы, – ответил я. – В Германии – нет. Там люди с принципами кончают в концлагере Дахау. А я побывал в Дахау. И мне там совсем не понравилось.

– Ты был в Дахау? – удивился Полкес.

– Да, в прошлом году. Мимолетный, можно сказать, визит.

– Много там евреев?

– Около трети заключенных. Остальные – коммунисты, гомосексуалисты, иеговисты и с десяток немцев с принципами.

– А ты кто?

– Человек, выполняющий свою работу. Как я вам уже говорил, я частный детектив, из‑за чего иногда попадаю в крайне опасные ситуации – в нынешние времена такое в Германии случается очень даже легко. А я порой об этом забываю.

– Может, ты не прочь работать на нас? – спросил Голомб. – Нам было бы полезно узнать, что на уме у тех двоих, с кем нам предстоит встретиться. И особенно полезно узнать, о чем они договорились с Хадж Амином.

Я рассмеялся. Последнее время все только и желают, чтобы я за кем‑то шпионил. Гестапо хочет, чтоб я шпионил за СД, а теперь «Хагана» вербует меня шпионить для них. Мне даже стало казаться, что не ту я себе профессию выбрал.

– Мы заплатим тебе, – продолжил Голомб. – В деньгах‑то мы не ограничены. Файвель Полкес – это наш человек в Берлине. Сможете с ним встречаться время от времени и обмениваться информацией.

– От меня вам в Германии никакой пользы, – возразил я. – Я всего лишь частный детектив, старающийся заработать на жизнь.

– Тогда помоги нам тут, в Палестине. – У Голомба был глубокий, мрачный голос, очень гармонирующий с обилием волос на теле. Он напоминал мне дрессированного медведя.