Певучая и мелодичная речь, отметил Дженнак, похожая скорей на одиссарский, чем на резкий щелкающий кейтаб.
Он вытянул шест с блестящими сине-зелено-золотыми перьями кецаля и коснулся ею склоненной черноволосой головы. Человек догадался, что подают ему знак мира: прижав ладони к груди, несколько раз произнес - «Та-Кеми! Та-Кеми!» - потом вскочил и начал жестикулировать, простирая руки то к страшным горбатым тварям, то к гостевому дому, то к реке и рощам на другом берегу, то к солнцу.
Подошел Итарра, проверявший с несколькими воинами три больших хогана, поглядел, как незнакомец, выпячивая губы, изображает чернокожих, как машет руками на своих животных, будто забрасывая им на спины вьюки, и сказал:
Это купец, милостивый господин. Может, он сам добрался сюда, а может, его захватили в плен… Но убытка он не потерпел: в хогане лежат шесть больших тюков, по два на каждого горбатого зверя, никем не тронутые. Я думаю, он пришел не один, а с черными слугами и погонщиками, а они сбежали - наверняка сбежали, как и все остальные в этом селении.
- Что же сам он не сбежал? - спросил Дженнак с усмешкой. - Как думаешь, таркол?
Итарра повел плечами в шипастом железном наплечнике:
- Купец, мой господин… Жалко своего добра…
- И в той, и в этой половине мира купцы одинаковы, - добавил Саон. - Удавятся, а тюков своих не бросят. Интересно, что в них? И откуда он прибыл к дикарям?
Несколько вздохов Дженнак размышлял, поглядывая то на черноволосого незнакомца, то на его жутких зверей, равнодушно двигавших челюстями. Потом распорядился:
- Пусть воины вытащат тюки и погрузят на этих горбатых тапиров. Заберем его с собой - и его, и зверей; жрецы с ним договорятся. Раз он из торговых людей, то должен знать окрестные земли и воды, а такой человек будет нам полезен. Гораздо полезнее черных метателей дротиков.
Воины потащили из дома имущество меднокожего купца, и тот снова заговорил - быстро, возбужденно. На сей раз Дженнак не сумел его успокоить - меднокожий тянул руки к солнцу, в отчаянии заламывал их, то ли взывая к богам, то ли моля о милости, то ли проклиная. Похоже, опасность, грозившая товарам, лишила его разума - он не понимал миролюбивых жестов Дженнака, ясных, казалось бы, и младенцу.
Грхаб поглядел на него и хмыкнул:
- Давай-ка, балам, я ему объясню. Меня он поймет… Поймет, клянусь Хардаром!
И с этими словами сеннамит шагнул к купцу, грозно оскалился, а затем покачал у его носа огромным кулаком. Меднокожий смолк, будто певчая птица, которой разом скрутили голову, - видно, и впрямь обо всем догадался, все понял и решил, что мышь ягуару не противник. Бросив опасливый взгляд на Грхаба и согласно кивнув, он направился к воинам, таскавшим тюки, и жестами стал пояснять им, как следует подвесить груз и как полагается затянуть упряжь. Его горбатые твари стояли неподвижно, с прежним высокомерным равнодушием пережевывая жвачку.
Прав наставник, промелькнуло у Дженнака в голове; язык силы понятней людям, чем знаки мира. Он обернулся к Саону и велел покидать селение.
ГЛАВА 3
Месяц Войны. Лизир и Бескрайние Воды к северу от Лизира
Наступил День Кошки - седьмой, считая с того времени, как флот достиг Земель Восхода.
Дженнак пробудился на рассвете, в лагере, выстроенном между рекой и морским берегом; сны его померкли и рассеялись, изгнанные звуками гимна, что пели на два голоса Чолла Чантар и Цина Очу, арсоланский жрец. Он долго лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к Песнопению, к мелодичному звонкому голосу Чоллы и рокочущему басу жреца; наконец гимн отзвучал, и веки его приподнялись. |