|
– Назови хотя бы одного своего родственника, – попросила Исинка спокойным голосом. – Ну, вот Василий… Мой брат… Впрочем, он погиб прошлым летом. – Еще! – Еще мой отец, монтажник наладчик. – Ты давно видел его? – Кажется, года три назад… Или четыре… Не могу вспомнить точно… Он тоже погиб… Кажется, погиб. – А мать? – Она была красивая… С черной косой… Некоторое время Исинка не отвечала. А затем заговорила с задушевностью, мало ассоциировавшейся у Максима с понятием «искусственный интеллект». – Как тебе кажется, почему у тебя проблемы с памятью? – Ну… Я был ранен… Контужен… Наверное, поэтому? Будь Исинка человеком, она наверняка рассыпалась бы саркастическим смехом. Но Исинка все же была искусственным созданием, пусть и с оцифрованной бездной чисто женского такта внутри. Поэтому она ответила: – Твой мозг подвергся нескольким процедурам ментописи, которая не то чтобы стерла, а закрыла доступ твоей новой личности к воспоминаниям старой личности. На твое представление о себе наброшена оболочка, которая называется «Максим Верховцев». А под оболочкой лежит сама твоя личность – нетронутая, но как бы спящая. Ядро твоей личности, то есть настоящий ты, носит имя «Матвей Гумилев»… – Докажи, – процедил сквозь зубы Максим. – Постараюсь, – ответила Исинка. На экране, который по прежнему висел перед Максимом, появилось изображение. Его вниманию предстал небольшой фильм, нарезка кадров от нескольких камер видеонаблюдения. Вот он сам, с букетом левитирующих сине черных и перламутрово розовых лунных орхидей, стоит на фешенебельном крыльце еще более фешенебельного особняка. Рядом с ним красиво одетая молодая девушка. Ее орехово русые волосы заплетены в две толстых косы, которые привольно спускаются по плечам на спину. Он сам тоже одет с иголочки, чисто выбрит, на его лице – радостно напряженное выражение. Следующий кадр – он, Максим, девушка с косами, в которой он уже узнал ту самую спасительницу Анну, мужчина лет шестидесяти с державным брюшком и сединой, похожий на губернатора Марса без мундира и грима… Какая то милая женщина, похожая лицом на Анну, как видно, ее мать… Далее: на красивой фарфоровой тарелке перед ним – золотисто медвяный клин яблочно лимонного пирога с корицей. Он, Максим, ломает его серебряной ложечкой с удлиненной ручкой… К горлу Максима подступила какая то странная обида. На судьбу? На себя? Непонятно на кого. Ощущать обиду ему было неприятно. В конце концов, это отвратительно, когда кто то, пусть даже искусственный интеллект, знает о тебе нечто такое, чего не знаешь ты сам! И он поторопился прервать видеоизлияния Исинки: – Ну и что с того? Что это доказывает? – Это была сцена твоего сватовства к Анне Петровской. В тот день ты просил руки Анны у ее отца, губернатора Марса. – Надеюсь, мне отказали? – осведомился со всей возможной язвительностью Максим. – Нет, ты получил согласие. Вы с Анной по прежнему обручены, а значит, вы жених и невеста… И с юридической точки зрения тоже, – сказала Исинка, как показалось Максиму, с нотками печали в голосе. Вдруг спасительная догадка пришла в голову Максиму. Как можно в двадцать пятом веке верить каким то видеозаписям?! – Да откуда ты вообще взяла их? Почему я должен этому верить? – спросил он. – Может, это вот сейчас ты. вы пытаетесь меня. как это. перепрограммировать, одним словом? – Все кадры взяты из видеоархива загородного поместья Петровских. Их сделал «умный дом». Если тебе это действительно интересно, можешь сопоставить точное время съемки с астрономическими таблицами и метеоархивом, проанализировать тени, интенсивность освещения, посмотреть уникальные сигнатуры камер и сравнить их с базами данных сигнатур «умных домов» Марса… Да и вообще, какой смысл мне тебя обманывать? Игнорируя возражения Максима, Исинка все же смогла заставить его отсмотреть еще несколько видеозаписей. |
