– Ты счастлива?

– Это лучший день в моей жизни.

– Отлично. Тогда мы поженимся сегодня вечером и покончим с собой завтра.

Он встал, чтобы заставить Еву замолчать, и направился к сейфу:

– Я должен сжечь бумаги.

– Хорошо, любовь моя.

– А ты позови моих секретарш, и подготовьте церемонию на сегодняшний вечер.

Ева все еще не могла поверить в такую перемену:

– Адольф, я все-таки хотела бы знать…

– Как? – гаркнул Гитлер, ничего не слыша.

– Я хотела бы знать…

– Что?

– Почему сейчас? Почему сегодня ты даришь мне это… великое счастье, в котором раньше всегда отказывал?

– По логике вещей.

– По?..

– По логике вещей. Я всегда говорил: пока у меня есть политическое будущее, брак для меня исключен. У меня больше нет будущего – и я женюсь на тебе.

Ева Браун на несколько секунд задумалась – как отнестись к такому странному предложению руки и сердца? – но поскольку другого не получала, сочла себя счастливейшей женщиной на свете.

Глядя, как горят документы, которые он извлекал из сейфа, – бумаги, касающиеся его личного состояния, организации геноцида, разрушения христианских церквей, и несколько старых архитектурных эскизов, – Гитлер думал о своей уникальности.

До чего же я не похож на других. Все вокруг меня только и думают, как бы спасти свою шкуру и свои материальные блага. Я же бросаю все в огонь. Какое бескорыстие! Благороден. Во всем благороден. И до конца. Кстати, что я решу насчет погребения?

– Криста! Иоганна!

Явились бледные секретарши.

– Полноте, не стоит так печалиться. Лучше такой уход, чем позор.

– Мой фюрер, мы только что получили телеграмму по поводу Муссолини.

– И что же?

– Он умер.

– А…

Гитлер был слишком занят собой, чтобы горевать. Ему хотелось свернуть разговор и не видеть скорбных лиц своих секретарш.

– А от чего?

– Он и его любовница, Клара Петаччи, были повешены – ужасным образом, вниз головой, – и чернь швыряла в них камни.

Гитлер содрогнулся. А что, если русские поступят так же с его останками? Нет, следует принять меры. Он объяснил растерянным секретаршам, что надо будет сжечь его и Еву Браун, как только они покончат с собой. Сжечь и бережно собрать их прах для грандиозного погребения, наверняка уготованного им в будущем. Но сжечь быстро. Во дворе тела, политые бензином, вспыхнут как спички! Он не потерпит надругательства над своим трупом! Меня не возьмут в плен ни живым, ни мертвым. Им не достанется даже маленькая частица меня.

В полночь в бункере состоялась церемония бракосочетания. Тронутая радостью Евы, сообщавшей всем, что у нее наконец-то будет брачная ночь, Криста подарила ей свой последний флакон пергидроля, чтобы Ева была блондинкой в своем красивом голубом платье.

Ева лучилась счастьем. Она всегда любила Адольфа Гитлера, но никогда не была уверена в ответном чувстве. Для нее эта свадьба была тому доказательством.

В сотрясаемом взрывами бункере, перед муниципальным советником в нацистской форме по фамилии Вагнер, Адольф Гитлер и Ева Браун обменялись клятвами в вечной верности. Потом ближайшее окружение поздравило новобрачных, открыли шампанское, нашлось печенье.

В четыре часа утра пришел Геббельс, очень взволнованный, с мокрым от слез лицом, и объявил, что привез в бункер свою жену и детей, которые последуют за ними в последний путь.

Гитлера глубоко тронул этот жест.

Он расцеловал шестерых маленьких «Г» – Гельгу, Гильду, Гельмута, Гольде, Гедду и Гейде, – которые ни о чем не подозревали и только удивлялись, что им, детям от четырех до двенадцати лет, разрешено не спать вместе со взрослыми.