— За четыре месяца износил, — Саян участливо склонил голову.

— Да! Да! За четыре, — Бишак тут же судорожно закивал.

— А ничего, что они на три года рассчитаны? — как бы между прочим поинтересовался Сван. — А многие их и все пять носят.

— Так они, это… — паника выступала на лбу Бишака обильной испариной. — Бракованные были. Да! Точно! Бракованные. И воняли. Сильно.

От столь счастливой находки Бишак аж приободрился.

— Допустим, — тут же легко согласился Сван. — А старую робу куда дел? Тоже сносилась? Тоже воняет? Тоже в утилизатор бросил?

— Да! Да! Сносилась, воняет, бросил, — Бишак аж заулыбался от радости.

— Ох, врёшь ты, братец. Врёшь, — Сван в сомнении покачал головой. — Не мог ты её в утилизатор бросить. Никак не мог. Твой весьма скромный семейный бюджет никак не потянет столь сильную трату.

Как и большая часть эмигрантов третьей категории Итин Бишак живёт очень бедно. Старая рабочая роба, даже заношенная до дыр и вонючая как заброшенный толчок, очень ценная вещь. Если спецодежду никак нельзя подремонтировать, заштопать, то её вполне можно пусть на материал для ремонта других спецовок, на тряпки пол мыть, наконец. Ещё из свёрнутой робы получается отличная подушка под голову, или ноги укрыть. Да мало ли где ещё может пригодиться старая рабочая спецовка.

— Честное слово, начальник, в утилизатор бросил, воняла, — Бишак упорно гнёт свою линию. — Не убивал я, мамой клянусь.

Сван тяжело вздохнул. На счёт мамы он это зря сказал.

— Мил человек, ты пойми: — Сван наклонился к Бишаку, — ну не досуг нам с Фомкой искать тот самый канализационный люк, куда ты улики сбросил. Не досуг. Знаешь, сколько этих самых люков по всему Алинграду натыкано. А мне домой хочется, пообедать по-человечески.

Предлагаю по-хорошему последний раз, — Сван выпрямился на табуретке, — сознавайся, куда улики сбросил?

Итин Бишак задышал глубоко-глубоко и побелел, словно его облили белилами.

— Не виноват, я-я-я… — Бишак едва не плачет от отчаянья.

Не сознаётся, Сван тихо вздохнул. Итин Бишак упорно не хочет говорить, куда сбросил улики. Вопреки названию утилизатор не уничтожает вещи, а отправляет их на склад вторсырья. В казённые ботинки и робы для учёта и контроля встроены микрочипы. Какими бы сношенными и вонючими не были бы вещи Бишака, они в любом случае должны были бы оказаться на складе. Об этой важной детали Бишак либо забыл, либо не знал вовсе.

— Жаль, жаль, очень жаль, уважаемый, — Сван притворно вздохнул. — Придётся нам поговорить с вами по-плохому. Крокодила! — Сван резко выбросил в сторону правую руку.

Итин Бишак тут же задёргался, завертелся в стальном кресле для допросов, будто через его руки и ноги прошёл электрический ток в тысячу вольт и сотню ампер. Зашуршал отодвигаемый ящик письменного стола. Фомка вложил в протянутую руку хвост игрушечного крокодила.

Обычная детская игрушка, старая и облезлая. Некогда ярко-зелёная шкурка крокодила со временем стала грязно-зелёной, а на вытянутой морде появились бурые пятна. При виде старой детской игрушки Бишак замер в кресле для допросов, словно примёрз к широкой спинке. Зато глаза чернорабочего едва не вылезли из орбит.

Медленно, демонстративно медленно, Сван поднёс игрушечного крокодила к лицу Бишака. Тупая мордочка с крошечным красным язычком упёрлась чернорабочему прямо в губы. Бишак инстинктивно дёрнулся назад, затылок гулко стукнулся о стальной подголовник.