— Да ты вроде тоже в прикиде не от Армани, — заметил Лоскутов, который уже терял терпение.

— Странные вы, товарищи. А я могу позвонить в райком?

Ситуация стала угрожающей. Нужно было имя проводника, председатель не по своей воле делал все возможное для того, чтобы Стольников его никогда не узнал.

— Нам бы на улицу, — как-то нехорошо проговорил Баскаков, ковыряясь в ухе какой-то бронзовой головы на такой же бронзовой подставке. Отливали ее, наверное, большим тиражом и руками не самого лучшего скульптора СССР, а потому суровое лицо со слепым, но пронзительным взглядом было одновременно похоже и на Тимирязева без его знаменитой ермолки, и на Калинина со снятыми пенсне, и на Дзержинского в не самые лучшие дни его пребывания в Петропавловской крепости.

— А-а… — завопил председатель, когда за клубом ему врезал по печени Ключников.

— Тебе решение райкома, значит, похер? — грозно молвил Айдаров, опустив руки в карманы. — Кулак? Отвечать! Кулак?

— Да что вы, товарищи!.. Я советский человек! Из бедняков…

Рядом стояла металлическая бочка, доверху наполненная дождевой водой. В нее-то и опустил председателя по пояс Ключ. Головой вниз…

Стольников с равнодушным взглядом и спокойно покуривавший прапорщик стояли метрах в десяти от действа и предупреждали попытки вываливающихся из клуба лиц разыскать внезапно выпавшего из праздника тестя, свекора, кума и свояка. «Он на минутку вышел в сельсовет», — пояснял майор, ничуть не стесняясь своей роли на шухере. Проблема на минуту улаживалась, а потом, словно в непрекращающемся приступе дежавю, выходили все те же и спрашивали, где тесть, свекор и кум.

Через десять минут Ключников и его собеседник приблизились к машине. Председатель загнивающего колхоза «Победа» имел вид человека, который только что вышел из парной. Волосы влажны, тяжелое дыхание, усталая поступь. От опьянения остались лишь запах и внешний вид человека, выпившего не более ста граммов «красненькой».

— Я народ подниму, — неуверенно пообещал он.

— А я его положу, — сказал майор. — За контрреволюционный мятеж в период развитого социализма. И будет тебе свадьба с приданым, касатик.

Председатель ничего не понимал. Если товарищи из райкома, зачем бьют? Если бандиты, почему ничего не забирают?

— Вы, я вижу, уже в состоянии соображать, — заметил Саша. — А потому давайте знакомиться с самого начала. На вашу свадьбу пришли люди, отвечающие за безопасность будущего ваших внуков. Потому я вас спрашиваю: кто в деревне является лучшим знатоком этих мест вообще и вон той дороги, — он показал, — в частности?

Сказав это, Стольников вынул из кобуры «Гюрзу» и прижал ствол к голове председателя.

— А я разве не говорил?

— Нет.

— Ермолаич. Он живет вон в том доме с красной крышей. Пойдемте, я вас хоть с молодыми познакомлю…

— В другой раз.

Ермолаичу Стольников захотел оторвать воротник от фуфайки сразу же, едва вошел во двор. Это был тот самый мужик, с которым разведчики разговаривали на въезде в деревню. Формально Ермолаич был прав. Его никто не спрашивал о дороге, а на все остальные поставленные вопросы он ответил еще полчаса назад, с навозными вилами в руках. Но по существу выходило, что, если бы лучший в Гурьяново проводник соображал не как собака Павлова, а как здравомыслящий человек, это сэкономило бы группе майора тридцать минут.

Дорога, уходящая в лес вокруг Поверкиного пруда, была дорогой необычной. Она начиналась в деревне, но заканчивалась в лесу. Ровно через пять километров, то есть на том расстоянии, на котором председатель разрешал рубить для топки дрова.