|
Диск потолка мерцал вереницей бегущих алых звездочек, и Грейди, усыпанная отблесками, закружившись в их вихре, растворилась в этой небесной круговерти; а снизу, с земли, доносился голос: ты слышала? я сказал, что ты — королевских кровей! Она представила себе, что это голос Клайда… хотя так похоже на Питера! И ее летящие волосы развевались в танце, как победное знамя. Они танцевали до тех пор, пока внезапно и в одно мгновение не стихла музыка и не погасли звезды.
ГЛАВА 4
— Вот, мне привратник дал, — сказал Клайд почти неделю спустя. Он протянул Грейди две телеграммы, но она взяла их лишь после того, как открыла кухонный кран и сполоснула руки, выпачканные в креме для вафель. — Так бы и накостылял этому парню: он просто придурок! Ты бы видела, как он на меня пялится. А молокосос у лифта, тот просто какой-то гном, уж я дам ему на орехи. Грейди и прежде слышала подобные жалобы, и комментариев от нее не требовалось, поэтому она сказала: — Милый, а где сливочное масло? И ты купил сироп, который я просила? Она готовила очень поздний завтрак: они поднялись с постели только в двенадцатом часу. Автостоянка была закрыта вот уже пару дней: у владельца возникли какие-то проблемы с лицензией. А вчера вместе с Минком и его подругой они ездили на пикник в Катскиллские горы. На обратном пути у них лопнула шина, и, когда они въехали на мост Джорджа Вашингтона, шел уже третий час ночи. — На тот сироп золотишка не хватило, так что я взял «Лог кэбин»,[8] сойдет? — бросил он, усаживаясь возле вафельницы и разворачивая бульварную газету, которую купил по пути. Читая, он хмурил брови, как школьник, и бормоча по очереди грыз ногти. — Тут пишут, что шестое июля было самым жарким с тысяча девятисотого года: в Кони[9] набилось больше миллиона народу — как тебе это? Грейди вспоминала сверкающее поле, усыпанное валунами, по которому они бродили, воюя с насекомыми и поедая вареные яйца без соли, и потому сказать ей было нечего. Она вытерла руки, присела и стала вскрывать конверты. Одна телеграмма, на дорогущей открытке, оказалась от Люси, из Парижа:
«Доехали нормально тчк дорога ужасная папа забыл костюм смокингом пришлось сидеть вечерами каюте тчк срочно вышли костюм авиапочтой тчк мой шиньон тоже тчк выключай свет тчк не кури постели тчк завтра встречаюсь насчет твоего платья тчк вышлю образцы тчк как у тебя дела тчк пусть Гермиона Бенсьюзен вышлет мне твой гороскоп на июль и август тчк волнуюсь за тебя тчк обнимаю мама».
Грейди, поморщившись, сложила телеграмму пополам: неужели мама действительно думает, что она поможет ей снова связаться с Гермионой Бенсьюзен? Мисс Бенсьюзен была астрологом, и Люси на ней просто помешалась. — Эй, поторопись там со своими вафлями. Сейчас по радио бейсбол начнется. — На буфете стоит приемник, — сказала Грейди, не отрывая глаз от странного сообщения, содержащегося во второй телеграмме. — Если хочешь, можешь его включить. Клайд нежно коснулся ее руки: — Что случилось? Плохие новости? — Да нет, — рассмеялась она в ответ, — просто глупость какая-то. — И она прочла вслух:
Ночное зеркало мне говорит, что ты богиня, Дневное зеркало — что ты моя отныне.[10]
— Кто прислал? — Уолт Уитмен-второй. Клайд продолжал возиться с радио. — Ты этого парня знаешь? — Отчасти. — Шутник, наверно. Или просто с придурью? — Не без того, — сказала Грейди, причем вполне серьезно. |
