– Мариночка, ты с нами? – Петрович заюлил вокруг девушки, подавая ей то курточку, то сумочку.

– Ребят, вы чё, вы куда? – Санёк с трудом оторвался от стены возле окна. Его покачивало.

– Спокуха, Шурик. – Петрович уже застёгивал тёмно-синий пиджак с пятном от помидора на кармане. – Сгоняем за добавкой.

– Я с вами! – Санёк ползал под столом в поисках куртки, но пока что найти не мог.

– Вот же она! – Марина указала на гвоздь, вбитый в стенку шкафа.

Санёк дважды повернулся вокруг себя, ища выход, стукнулся головой о полированную ножку и завыл. Девица засмеялась в полный голос.

Дверь открылась, на пороге стоял брат Санька, бледный от злости молодой человек лет двадцати трёх.

– Если вы немедленно не выключите музыку, я вызову милицию! Двенадцать часов ночи!

– Антон, Антон, ну ты чё, – забормотал Санёк, выбираясь из-под стола на голос, поднялся, держась за стулья. – Ну ты чё, Антон, мы уже уходим, не надо только ментов вызывать…

– Но мы ещё вернемся! – выкрикнула весело Марина. Она чувствовала себя ведьмой на метле.

– Если вы вернётесь… – Антон достал из кармана трубку, – вас будет ждать дежурный наряд. И ты, Санёк, опять будешь ночевать в вытрезвителе. Я больше повторять не буду.

Петрович загородил дорогу набычившемуся Сергуне.

– Ты чё, парень, нарываешься? – прогудел Сергуня, сжимая кулаки.

Антон отступил в прихожую и дальше, к своей комнате.

– Я сказал, – предупредил он. – На тебя уже два заявления лежат в отделении.

И скрылся за дверью.

– Никто меня не любит… – заныл Санёк.

Марина уже накидывала куртку ему на плечи.

– Забей, – пробасил Сергуня. – Кишка тонка.

– Ага, опять побьют, деньги отберут… – пожаловался Санёк, вслед за приятелями выходя на лестничную площадку. – С-суки…

На столе осталась валяться пустая бутылка, вино разлилось по скатерти, превращая рыжую поверхность в бурое болото. То тут то там высились над ним кочки редиски и помидоров. Растерзанная упаковка являла миру полусъеденный дешевый чизкейк.

Из соседней комнаты, оглядываясь, выползла мать. Музыка в её комнате играла приглушённо, оттуда доносились негромкие голоса. Она выключила музыкальный центр, подслеповато щурясь и наугад тыча пальцем, затем погасила верхний свет и прикрыла дверь.

По дороге мусорщики перекидывались редкими фразами:

– Моя смена была, когда «Арго» ставили. Подошёл я к капитану, заговорил. Он спросил, не надо ли сувенир.

– Сам, что ль, предложил?

– Ага. Так я не стал стесняться, попросил звёздный ветер в бутылке.

– А он?

Под их унылый разговор я задремал. Очнулся оттого, что на голову посыпался песок; с перепугу я закричал.

– Кто здесь? – послышался недовольный голос.

Я открыл глаза: кругом темно, сверху – синеющее вечернее небо в бледных звёздах. На краю окоёма показались две головы, одна лохматая, другая лысая. Мусорщики уставились на меня.

– Ты как тут? – спросил тот, что повыше, лысый. – С Луны, что ль?

– Нет-нет, что вы! – Я пошевелился, застонал: тело затекло и болело.

– Так вылазь! – грубо потребовал второй, лохматый. Он едва доставал напарнику до плеча.

Две пары крепких рук схватили меня за локти и запястья и вытащили наружу. Ох! Припадая на правую, совершенно онемевшую ногу, я отковылял от бачка.