Дыми. И как ты собственного здоровья не жалеешь?
Щелкнула зажигалка, застыл в неподвижном воздухе дымок. Затянувшись, Ленка отошла к окошку и, стоя к Ире спиной, весело сказала:
– Не жалею!..
Потом резко повернулась и вцепилась страшным отчаянным взглядом прямо в Ирины зрачки, но говорить, говорить продолжала спокойно и весело, без тени надрыва:
…Не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
– Господи, как ты меня напугала! – перевела дух Ира через минуту, в течение которой до нее доходило, что Ленка просто-напросто читает затертые донельзя есенинские строки. Только Ленка способна так прочесть Есенина, что его не сразу и узнаешь.
– Могу до конца прочесть, – гордо заявила Ленка. – Я помню. Почти все, что читала когда-то, помню. Даже самой удивительно.
– Нет уж! Не надо! Твои способности на большую аудиторию рассчитаны, а у меня одной от таких эстетических впечатлений истерика может случиться. И вообще я Блока больше любила, ты же знаешь.
Предчувствую тебя,
Года проходят мимо,
Все в облике одном –
Предчувствую тебя…
Весь горизонт в огне
И ясен нестерпимо…
Дальше не помню.
– И молча жду, тоскуя и любя, – услужливо вставила Ленка. – Точно! Это как раз для тебя – молча ждать, тоскуя и любя. Говорила я тебе, все время говорила, что мужики охоту любят, чтоб добыча потрудней досталась и чтоб все время быть настороже, потому как желающие умыкнуть всегда тут как тут. А ты вечно раскиснешь, разнюнишься – люблю, жить без него не могу, на край света за ним готова идти!
– Уже не разнюниваюсь! – почему-то разозлилась Ира. – Все. Кремень.
– Ну вот видишь, – старательно не заметила ее злости Ленка. – Поэтому Максим твой и ходит следом как привязанный.
– Он не мой. И уже не ходит. И вообще, был ли мальчик?
Только сейчас она почувствовала, как на нее подействовал коньяк. Ударил все-таки, но не в голову, а в ноги и руки, они стали непослушными и мягкими. Все, больше нельзя ни глотка, ей еще до дома самостоятельно добираться. К Ленке в машину она сесть не рискнет. И Ленке бы не советовала, но знает, что это бесполезно.
– Еще как был! – шутливо возмутилась Ленка. – Я – живой свидетель. Такого мальчика трудно не заметить.
– Был да сплыл. Бросил меня. – Ире тоже захотелось, чтобы подруга ее пожалела.
Но Ленка не пожалела, сразу раскусила ее притворство:
– Я, конечно, не Станиславский, но тебе не верю.
Не мог он тебя бросить.
– А вот и бросил, – настаивала на своем Ира, обиженная недоверием. – Мальчишка, он и есть мальчишка. Как вспыхнул, так и погас. Приревновал на пустом месте.
– Так уж и на пустом? Прости, но опять недоигрываешь, я тебе не верю. Выкладывай как на духу. – Ленка подкатила за спинку соседний стул, сбросила туфли, вытянула ноги, всем своим видом показывая, что приготовилась слушать.
И Ира выложила, но не как на духу, а как было нужно:
– Я позавчера презентацию проводила в Бобровке.
– И как? – подтвердила заинтересованность Ленка.
– Успешно! – усмехнулась Ира. – Встретила там Аксенова. Ну того самого, директора комбината, я еще зимой в командировку ездила.
– Ну и?.. – напряглась Ленка.
– Ну и переспала с ним, приехала в офис только утром. |