– А, хлороформист.

Теперь обиделся Клобуков.

– Что за название! Хлороформ – средство допотопное и очень опасное. Оно погубило больше пациентов, чем неловкие операторы. Я анестезист.

– Какая разница? – Она дернула плечом. – Обезболивание, как его ни назови, бабская профессия. Делай что скажут. Вот хирургия – мужская.

Думала – окрысится, будет спорить, но он не стал.

– Но вы ведь хотите быть хирургом? Не боитесь мужской профессии?

– Сейчас многие женщины берутся за дела, которые считаются мужскими. Летают на аэропланах, водят мотоциклы, проектируют двигатели. Ну а я буду первой женщиной – выдающимся хирургом, – уверенно заявила Мирра.

– Желаю успеха.

И отвернулся, пропустил пленку через осушитель. Решил, конечно, что вузовка глупо хвастает, утратил к ней интерес, и раньше-то небольшой.

Мирра насупилась. Пообещала себе, что больше рта не раскроет.

Зажегся красный фонарь. Раствор в ванночке превратился в кровь, ассистент сделался похож на жреца какого-то зловещего культа: брал фотобумагу, словно печень, вынутую из жертвы, и клал под окуляр пузатого увеличителя, словно приношение на алтарь.

– Сначала отпечатаем ваши. У меня много.

Она молчала.

Клобуков развернул Миррину пленку, быстро просмотрел негативы, хмыкнул.

– Да у вас печатать нечего. Сплошь темные. Проверяйте выдержку и экспозицию. В фотокружок бы записались, чем зря пленку переводить. Нет, в самом деле! Всего один нормальный кадр.

Оставить такое без ответа было невозможно.

– У меня аппарат старый, не то что ваш. Интересно, как это вы на ассистентскую зарплату «Лейку IA» купили?

– Профессор привез из заграничной командировки. Узнал, что я старый фотограф, и решил подарить. Для дела, разумеется. У Клавдия Петровича всё для дела. Хочет выпустить пособие-альбом по базовым операциям, для студентов. С иллюстрациями. Я поэтапно снимаю все манипуляции и стадии. Сегодня вот отпечатаю «Трепанацию черепа» и «Заднюю гастроэнтеростомию». Думаю, вам как начинающему хирургу такое пособие пригодится?

Мирра не ответила, не хотела поддакивать.

Она забрала у него пленку, просмотрела сама. Чертов Клобуков был прав. Только один негатив получился годным – из сегодняшних. Четыре головы, не поймешь чьи.

– Валяйте, печатайте эту.

Когда на бумаге проступило изображение, поняла, кто это. На фоне стены Мишка Котов, Ленка Федотова и Анфиса Гриб, плюс затесался третьекурсник Арик, как его, Лившиц, у него с Анфиской роман.

– Четыре штуки печатайте, – сказала Мирра. – Нет, пять. Одну себе оставлю.

Снимки такого хорошего качества у нее – что правда, то правда – получались редко.

Где-то забили часы и долго не смолкали. Раздался нестройный вопль «Ура-а-а!!!».

– Новый год… – Клобуков обернулся на дверь. В голосе звучало то ли удивление, то ли грусть. – Когда-то я считал его важным праздником, на втором месте после дня рождения. А сейчас ни того, ни другого не отмечаю… В старые времена на новый год все пили вино, загадывали желания.