|
Никто ничего не слышал и не заметил ничего необычного. Тем не менее некоторые из них подтвердили слова Эрвина Шварца и Эльзы Маттес о том, что у Паули постоянно что-то происходило. Они уже притерпелись к шуму постоянно приезжающих и отъезжающих мопедов и автомашин, к лаю собак, к постоянно припаркованным на улице автомобилям, к громкому смеху и крикам — так что, даже если во вторник ночью что-нибудь и случилось, никто не увидел бы в этом ничего необычного. Хендрик Келлер, автор статьи в «Таунусском обозрении», рассказал Остерману, что вечером в воскресенье оказался на террасе кафе «У веселого крестьянина» за соседним столиком с бургомистром и случайно, поскольку никто не старался говорить тише, стал свидетелем разговоров Функе с его друзьями. Они сначала ждали Норберта Захариаса, а потом начали ужинать без него. Функе высказал предположение, что бывший главный строитель заболел в преддверии судебного разбирательства с природоохранными организациями, а кто-то высказал опасение, что Захариас еще может изменить свою точку зрения. На что третий возразил, что проблема не в Захариасе, и гораздо важнее, чтобы Паули помолчал до суда, по крайней мере, хоть какое-то время.
— У Захариаса нет алиби, — подытожила Пия. — В «Золотом льве» сказали, что он ушел около десяти. — И в данный момент создается впечатление, что Захариас мог потерять в этой истории больше всех, — добавил Остерман. — Мне тоже так кажется. — Боденштайн кивнул и взглянул на часы. — Навещу-ка я его. — А нам что делать? — спросила Пия. — Вы с Бенке поезжайте в бистро Паули, оно сейчас должно быть открыто. Оливер не заметил ее недовольного взгляда. Из всех коллег Пия с трудом выносила именно Бенке. Ее неприязнь объяснялась тем, что они были слишком разными людьми. Сначала она полагала, что ему не нравится, насколько к ней расположен Боденштайн, но со временем поняла, что Бенке ее просто терпеть не может. Пия считала своего коллегу высокомерным, его сексистские шуточки — плоскими и детскими, а то, как он с ума сходил по своей навороченной машине, — тошнотворным. Пока она раздумывала, как бы уговорить шефа поменяться с ней, зазвонил ее мобильный. — Привет, Хеннинг, — сказала Пия, взглянув на высветившийся номер. — Что хочешь сказать? — Я еще раз осмотрел тело убитого около «Опель-Цоо», — ответил Кирххоф. — Он какое-то время лежал на спине, прежде чем его перетащили на луг. Пятна уже довольно бледные, но в местах пролежней на плечах и ягодицах отпечаталась структура, напоминающая деревянный поддон. — Поддон? — удивилась Пия. — Да, и сюда подходят занозы, которые я вчера вытащил из кожи предплечья и икры. Помнишь, я еще не понял тогда, откуда они взялись. — Занозу можно подцепить где угодно. Есть у тебя что-нибудь еще? — Да, — сказал Кирххоф. — Я обнаружил на задней стороне рук и ног следы хлорида натрия. — Хлорида натрия? — изумилась Пия. — А что это такое? — Я знал, что у тебя с химией плохо, — Кирххоф явно развеселился, — но это все помнят со школы. Хлорид натрия — это поваренная соль.
— И с кем мы тут должны разговаривать? — Бенке с тоскою осмотрелся вокруг. Ничего особенного кафе собой не представляло, за дальним столиком сидели три молодые женщины и пили кофе. — Скоро, наверное, еще кто-нибудь подтянется. Пия представляла себе экокафе как замызганную забегаловку с небритыми громко спорящими типами и была приятно удивлена, увидев прекрасно оборудованное современное бистро в первом этаже углового дома на главной улице. |
