Она пыталась разжалобить.
— Бабуленька, — слабым голоском позвала внучка, — я падаю. Ты слышишь? Падаю на твёрдый-твердый асфальт. Личиком вниз. Слышишь?
— Падай, — не оборачиваясь, ответила бабушка, — падай сколько тебе угодно.
— Но я же разобьюсь!
— Разбивайся!
— Потечёт кровь!
— Пусть течёт!
— А как же ты будешь жить без меня?
— Замечательно.
Тогда Сусанна обогнала её, загородила дорогу и спросила самым жалобным тоном, на какой только была способна:
— Ты ведь любишь меня?
— Нет, — ответила бабушка и пошла дальше.
— Неправда! — крикнула Сусанна. — Ты сама говорила, что меня нельзя не любить! Ты сама говорила, что я осветила твою жизнь! Бабуленечка! Бабулюсенька! Самая лучшая на свете! Тебя нельзя не любить! Ты осветила мою жизнь!
Бабушка не отзывалась.
И тут Сусанну
взяла
злость.
Она, то есть Сусанна,
пошла в последний
или, вернее, в предпоследний бой.
Злая девчонка села на асфальт, застучала по нему туфлями.
И завизжала.
Но бабушка не остановилась,
не оглянулась,
а шла себе дальше.
Сусанна за ней несколько шагов пробежала на четвереньках.
Потом вскочила на ноги.
Обогнала бабушку и помчалась вперёд, уверенная, что её окликнут.
Не окликнули.
Злая девчонка обернулась, швырнула бабушке под ноги туфли.
И помчалась дальше.
Ей надо было успеть раньше бабушки, чтобы той, младшей и послушной, досталось! Чтоб ей попало как следует!
А в это время в цирке закончилось выступление Эммы. Она быстро переоделась и вскочила на Аризону.
И поехала за Григорием Васильевичем.
А мы с вами, уважаемые читатели, вернёмся в цирк
Здесь всё шло своим чередом.
Зрители то ахали, то не дышали, замирая, то аплодировали.
И ни один человек не знал, не подозревал, как страдает, сидя на пустом ящике во дворике, милиционер Горшков.
Он даже забыл, что находится на дежурстве, то есть при исполнении служебных обязанностей.
Сейчас он исполнял свои человеческие обязанности — переживал.
Товарищ майор сказал ему:
— Хорош!
Как это понять? Ведь товарищ майор мог сказать прямо:
— Горшков, тебе после такого позорного клоунского выступления не место в рядах героической милиции.
Но он не сказал этого. Он сказал:
— Хорош!
Может быть, похвалил? Тогда бы он мог выразиться иначе, яснее, например так:
— Горшков, ты выполнил свой долг. Не беда, что ошибся и попал в смешное положение, хотя человек ты, безусловно, серьёзный. Конечно, благодарности в приказе ты не заслужил, но твоё место, конечно, не в цирке, а в рядах героической милиции.
Во всём был виноват цирк. Тут серьёзному человеку не место. А если судьба или служба забросила его сюда, надо усилить бдительность не в два с половиной раза, а в шесть-семь. Иначе такое с тобой случится, что и не придумать.
Сейчас самое время объявить
Следующий номер нашей программы
КОРОННОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ГОРШКОВА!
Тут появился Григорий Васильевич.
— Почему не смотрите? — спросил он.
— А это вас, гражданин фокусник, не касается. Вам этого не понять.
— Зря переживаете. Ничего страшного не случилось.
— Э-эх… — с укоризной произнёс Горшков. — Вас бы на моё место.
— Или вас на моё. — Григорий Васильевич улыбнулся и ушёл.
И ни он, ни Горшков не подозревали, конечно, что эти вот слова сбудутся.
И еще не знал Горшков, что его несчастья, связанные с цирком, не кончились. |