— Моя фантазия кончилась! — невозмутимо отвечает Гонзик. — Я устал. Ой, неужели это ты?

Внимание Гонзика привлекла фотография в альбоме: улыбающийся младенец в широком старинном кресле.

— Это моя мама! — смеется Вашек, взглянув на фотографию.

В этот момент в комнату входит мать Вашека. Она подходит к мальчикам.

— Это вы? — спрашивает Гонзик у мамы Вашека и показывает пальцем на фотографию младенца.

— Да, это я, — улыбается мама Вашека. — Что, очень я изменилась? Правда?

Все смеются.

— А это кто? — не унимается Гонзик и, перевернув страницы альбома, показывает на фотографию, изображающую мужчину в белой летней безрукавке, с ребенком на руках.

Ребенок — русоголовая девочка — обнял мужчину за шею и прижался щекой к его щеке. Один край фотографии закапан чем-то бурым…

Мама Вашека становится серьезной. Она садится на диван рядом с Гонзиком.

— Это советский танкист со своей дочкой! — говорит она, глядя на фотографию.

— Советский танкист? — не унимается Гонзик. — А почему карточка у вас в альбоме? Это ваш знакомый? А что это за пятно?

— Это следы крови… — уже совсем серьезно отвечает мама Вашека и, взяв из рук Гонзика альбом, кладет его к себе на колени.

— Крови? — затаив дыхание, спрашивает Гонзик и недоумевающе смотрит на Вашека.

— Мама! Расскажи Гонзику про эту карточку! — просит Вашек. — Расскажи, как она к нам попала! Пожалуйста! Мне было полтора года, — объясняет Вашек, обращаясь к Гонзику. — Я сам ничего не помню.

— Расскажите, пожалуйста! — просит Гонзик.

Мама осторожно вынимает фотографию танкиста из альбома…

…Предместье Праги. То самое место, та черта, где город незаметно переходит в пригород: недалеко от больших городских домов одноэтажные кирпичные домики с зелеными палисадниками.

Со скрежетом подминая под себя серую ленту шоссе, мчатся танки с красными звездами на броне. Из города доносятся взрывы, пулеметные очереди: там идет бой…

Один из танков неожиданно прижимается к обочине дороги и останавливается. Не перестают сердито рокотать моторы, словно недовольные внезапной остановкой.

И вот уже к грозной боевой машине со всех сторон спешат люди, на ходу обламывая ветки сирени и наспех составляя из них букеты. По лицам людей видно: они счастливы, что хоть один танк остановился и они смогут увидеть, обнять воинов-освободителей.

Среди людей, бегущих к танку, женщины, подростки да несколько пожилых мужчин. Но вот мы видим, как улыбки застывают, как бы каменеют на лицах людей, обступивших советский танк.

Из люка танка с трудом, поддерживаемый товарищем, вылезает высокий русоволосый танкист. Лицо его посерело, губы бледны. Левой рукой он стиснул правое плечо. Синий комбинезон в этом месте потемнел от крови.

Вслед за танкистом на землю спрыгивает и командир танка — черноволосый, небритый, стройный. Взволнованной скороговоркой с небольшим восточным акцентом, выдающим в нем армянина, он говорит, обращаясь к окружившим танк чехам:

— Надо помочь!.. Бинт… бинт… Перевязать рану! И воды! Воды! Понимаете? Пить!

Люди понимают танкиста. Толпа сразу рассеивается: все спешат выполнить просьбу бойца. Молодая женщина, мать Вашека, возле домика которой остановился танк, быстро опускает на землю своего маленького сынишку Вашека и бежит к дому. Малыш, оставшись один, сразу начинает сосредоточенно, с чисто мужским интересом исследовать гусеницу танка.

Раненый боец, прислонившись к броне машины, указывает товарищу на кровавое пятно, расплывшееся на комбинезоне:

— Замочит документы… Достань их, Вартан! Переложи…

Командир танка осторожно вынимает из кармана гимнастерки раненого танкиста какие-то книжечки, бумажки, письма и перекладывает их ему в карман брюк.