Начните с него, а если нет, подумаем еще. Только я его что-то сегодня не видела.
Светлана Николаевна повернулась к селектору на тумбочке рядом со столом и вдруг весело мне подмигнула:
— Вот, прогресс даже до нас добрался. Сейчас выясним.
Она нажала кнопку:
— Марина Борисовна, вы тут еще?
— Тут, куда я денусь, — голос был невнятный, в динамике хрипело и визжало. Видно, прогресс добрался до школы в полном изнеможении.
— Вы ребят хоть отпустите, им пообедать надо.
— Да уж гнала, не идут.
— Марина Борисовна, скажите, Латынин был сегодня?
— Нет, и вчера тоже не был. А что с ним?
— Это я у вас хотела спросить. Может, заболел? Вы домой ему не звонили?
— Нет, вот доделаем, позвоню.
— Позвоните обязательно. А сейчас попросите кого-нибудь из ребят принести мне из учительской журнал десятого «А». Чем быстрее, тем лучше.
Селектор что-то крякнул в ответ и замолк.
— Это классный руководитель Латынина, Марина Борисовна Коровина. Они там газету делают к последнему звонку. Если хотите, можете с ней поговорить. Она англичанка.
— В каком смысле?
— В смысле преподает английский язык.
— Да? А вы кто?
— Я? — удивилась она и рассмеялась: — Я — химичка!
В дверь тихонько постучали.
— Входите! — сказала Светлана Николаевна, и в кабинет не вошла, а скользнула маленькая стройная фигурка, бесшумно положила журнал на стол и так же невесомо выскользнула. Я успел заметить только, что у девушки восточный тип лица.
— Спасибо, Дина, — сказала ей вдогонку Воропаева. Раскрыли журнал.
— Латынин… Латынин… Вот! — Ухоженный ноготь директора остановился. — Адрес, телефон — все есть, пожалуйста. Виктор Васильевич — это отец, артист Росконцерта. А вот Елена Сергеевна — это не мать, это мачеха. Мать у него то ли умерла, то ли уехала куда-то, знаю только, что мальчик про это говорить не любит.
Я переписал все данные к себе в блокнот. Она сказала:
— Запишите и мой телефон, и свой дайте, на всякий случай. Я продиктовал ей свой телефон, приемной и Завражного. Потом подумал и дал еще телефон Феликса. «Всякий случай» бывает разный.
На крыльце школы я остановился в раздумье, чем мне теперь заняться. Сколько раз стоял я вот так же на этом месте, размышляя, куда себя деть! Сегодня приходилось выбирать, на что мне хватит времени.
— Здравствуйте, — прошелестело внизу. Я опустил глаза. Передо мной была давешняя Дина. Теперь я разглядел, что у нее большие и при этом чуть раскосые глаза.
— Вы из милиции?
Я отрицательно покачал головой:
— А что, похож?
Она смотрела на меня очень серьезно:
— Вы насчет Латынина?
— Пока не знаю, — честно сказал я, — но может быть. А что с ним?
Мне показалось, сейчас она заплачет.
— Но вы точно не из милиции?
Я опустился на верхнюю ступеньку. Время шло к четырем, а у меня с утра не было во рту ни крошки.
— Нет, я же сказал, не из милиции. Я из газеты. Ну что там с вашим Латыниным?
У нее скривились губы:
— Он пропал.
— Давно? — спросил я устало.
— Вчера утром. Он… он не ночевал дома…
И тут она наконец заплакала.
9
Через четверть часа мы с ней сидели в «стекляшке» напротив и ели пельмени, запивая компотом. |