Территория оккупированной Белоруссии. Где-то на востоке в ста километрах от Бреста. Человек в потрепанной и засаленной фуфайке неопределенного цвета стоял у дерева. Его спина была плотно прижата к стволу березы, а голова с едва держащейся на ней шапке была задрана высоко вверх в небо, словно там было что-то такое, что ему хотелось непременно увидеть. — Весна-а-а-а..., — он протяжно выдохнул, наблюдая за плывущими в небе облаками. — Долго же мы тебя ждали! Ставший уже привычным немецкий карабин медленно сполз из его разжимающейся ладони на снег. — Хорошо-то как! — глубоко вздохнул партизан, продолжая прижиматься к дереву. — Хорошо..., — он закрыл глаза и снова вздохнул холодный воздух. — Хорошо, — из под плотно прижатых век выступили слезы, которые осторожно скатились по обветренной кож к подбородку. Сергей открыл глаза и резко отпрянул от березы что-то чужеродное послышалось в весенней дыхании леса. Карабин вновь оказался в его руках, а сама фигура сместилась немного вперед. — Кто же это у нас тут бродит? — тихо шептал он, всматриваясь в сторону, от куда слышался хруст снега. — Немцы вроде уже давно не ходоки... Хруст вдруг послушался с другой стороны! На этот раз было что-то новое. Это не снег! — присел на корточки Сергей, поворачиваясь в сторону шума. — Словно деревья кто-то дерет. Странно!. Затем раздалось неприятное скрипение! — Черт меня дери! — пробормотал он, быстро оглядываясь по сторонам. — Что же это такое? Метрах в тридцати от него неожиданно просел снег. Огромный сугроб, который намело за снежную зиму на месте глубокого оврага, на глазах стал проседать... В самой высокой его части сначала появилось небольшое углубление, которое быстро начало разрастаться. — Ха-ха-ха! — вдруг ему стало смешно от возникшей в его голове мысли. — Что же это я эдакий блазень?! — он расстегнул ворот гимнастерки, ставший почему-то тесным и неудобным. — Лес-то просыпается... Словно в ответ на его слова рядом с ним хрустнуло очередное дерево. В какой-то момент Сергею показалось, что это он сам медленно и осторожно просыпается от долгой и глубокой дремы. Его затекшее после сна тело также с трудом потягивается, суставы с хрустом сгибаются... Хочется снова закрыть глаза и провалится в глубокий сон, в котором его никто не будет беспокоить. — Просыпается! — уже уверенно шепчет он, с восторгом оглядывая стоявшие вокруг него березы. — Просыпается, — улыбаясь, твердил он снова и снова. Его переполняла дикая радость. Дождались! Дождались! — ладони нежно поглаживали шершавую черно-белую кору березы. — Наконец-то, Андрей проснулся. Три месяца, целых три месяца мы торчали как кроты под землей и ни черта не делали. Отступление 40. Реальная история. Закрытое административное территориальное объединение 3. Усть-Уйский район Курганской области (ЗАТО 3). 8 декабря 1941 г. Степан Серебряков с трудом слез с заднего сидения мотоцикла. Продрогшее за почти часовой путь тело категорически не желало двигаться. Под действием довольно крепкого мороза одежда стала похода на средневековый панцирь, а сам молодой лейтенант-комсомолец на монгола завоевателя. — В какую же это дуры меня занесло? — пробормотал он онемевшими губами, поправляя огромную мохнатую шапку. — Вот ведь б...! Все на фронте, а ты хрен знает где?! — Зачем же так говорить, молодой человек?! — укоризненно пробасил подошедший сзади человек, которого сопровождало несколько бойцов в огромных овчинных тулупах. — Работа в тылу не менее важна и почетна, чем защита нашей Родины на полях сражений. И это не просто слова, а наша с вами действительность. Это был настоящий человек-гора, массивность которого еще более усиливал толстый полушубок. На поднятом к верху воротнике застыл кристально белый иней, придававший ему сходство со сказочным дедом-морозом. |