Первую дверь душегуб сковырнул через пять минут после того, как я повесил трубку. А нашими и близко не пахнет. Пахнет переломом основания черепа. Моего, естественно, черепа. На моей же, блин, территории. Для наших молодцов на час опоздать все равно что совсем не опоздать. Группа быстрого реагирования, мать их за ногу…

Смотрю я на дверь и думаю о напрасно загубленной молодости и ужасной несправедливости. Можно подумать, этот, с рогами и фомкой, по бабам никогда не гулял, а в одни командировки ездил.

Но чу, услышало ухо родимый напев! Скрип подвески нашего коня я ни с чем не спутаю! Приехали, родненькие. Я к окну! Идут не спеша, вразвалочку, как с собачкой на прогулку. Быстрее же, неукротимые вы мои, товарищ ведь погибает.

Успели. В тот момент, когда счастливый и гордый соперник наконец выбил дверь и в предвкушении скорой расправы красивым жестом вытер пот со лба, два не менее счастливых сержанта в предвкушении скорой премии красивым жестом обломали папику кайф и, возможно, опустили почки. Во всяком случае, упал он очень быстро, почти мгновенно, не успев ничего сказать напоследок. А говорить в принципе, ничего и не требовалось. Все понятно – не фиг по чужим квартирам воровать.

Из подъезда рогацци сеньора вынесли в бессознательном состоянии, но, как того требует устав, в браслетах, погрузили в «радио-такси» и с Богом увезли. Я помахал им с балкона платочком, утер скупую слезу и вернулся к прерванному было мероприятию, перед этим поставив на место двери. И хотя чувство уверенности ненадолго покинуло меня, оттопырился я на славу, до утра.

Ну а с утречка, полный сил и энергии, я без опозданий прибыл на службу, ознакомился с происшествиями за прошедшие сутки и с ужасом из собственного рапорта узнал, что на моей территории завелись квартирные ворюги. Подумать только, на моей образцово-показательной территории! Кто ж там таков? Гневно открываю камеру, строго и бескомпромиссно смотрю в глаза пойманному с поличным субъекту и жестко спрашиваю: «Ну что, пугало огородное, сам все расскажешь, или третью степень устрашения применять?» Вот, мужики, я к чему это все вам рассказал – в любой ситуации твердо помните, что вы сотрудники милиции, что у вас на плечах погоны, что вы всегда должны быть готовы к выполнению служебного долга и соблюдению морального кодекса офицера. И еще. Копперфилд при всех его магических способностях и чудесах телевидения такой фокус вряд ли показал бы. Один взмах волшебной палочки – был человеком, стал тыквой. Сиди, зрей! Чудо? Чудо! Га-га-га… – рассказчик загоготал и повернулся к слушателям спиной. Сидящие на заднем сиденье «Жигулей» Валера Любимов и Олег Степанов, оперы-приятели, переглянулись и неопределенно хмыкнули – вероятно, история, рассказанная их коллегой Витькой Караваевым, не вызвала у них столь бурного восторга.

– Слышь, Витек, мужика-то ты выпустил? – уточнил Олег.

– Конечно, – прервав смех, ответил Караваев, – я ж не беспредельщик какой.

– А баба жива осталась?

– А чего ей будет? Я потом позвонил, спросил. Мы ж нигде не засветились вместе, конспирация – высший класс. Она, наоборот, чуть глаза ему не выцарапала – зачем, ненаглядный мой, двери ломал, не мог дождаться, когда я из ванной выйду? И какого пса ты из командировки вернулся? Одно меня, мужики, тревожит – какая курва муженьку про мой вояж напела?

– Про твои блядки-вояжи легенды слагают, Копперфилд. Болтай поменьше. Чего-то ты ожил. Прошло брюхо?

– Отпустило, тьфу-тьфу. Я замечать стал – как совещание, так у меня понос. Традиция. Организм протестует против совещаний.

– Ага, а нам рапорта теперь писать – почему на полчаса опоздали. Имей в виду, я чистую правду выложу. Опоздали, потому что опер Караваев не моет рук, а потом заседает в рабочее время на «толчке».